Фигль-Мигль - Ты так любишь эти фильмы

— Гарик, не мечтай. Ну-ка вилы в зубы.

— Киряга! — говорю. Стараясь, чтобы убедительно. — Мы не можем.

— Можете, только ещё не знаете этого.

Бесполезно объяснять, как. Всё внутри дрожит.

Киряга знает сам, но. Считает, что дрожь достаточно объявить несуществующей, чтобы та куда-то делась. Как, не знаю, облачко. Живительный ветерок дунул, и тю-тю.

Нет вокруг живительного ветерка. Через час только идём обедать, воняя во все стороны навозом, и с неба дрянью метёт, и из-за каждого угла метёт бедою, горем, гнилым, не знаю, кладбищем. Если кладбища гниют.

— Как ты, — говорю, — неприветлива, Родина.

Киряга и даже коммерс ржут.

— Родине, Гарик, нет нужды быть приветливой. Она, как замужняя баба, которая перед мужем может и в старом халате ходить, и в вообще никаком.

— Я бы на месте этой бабы вёл себя осмотрительнее. Мужья, случается, и сбегают.

— От конкретной жены ты сбежишь, а от жены как таковой — куда? От халата в крупном его значении?

— В монастырь или к пидорам.

— Да-а, Гарик, — говорит Киряга. — Молодой ты. Как есть молодой.

— А, по-моему, — говорит коммерс, — всё верно. Бежать нам надо.

Еле перекумарившись, коммерс думает только об одном. Ходит, шатаясь, а в мыслях. Бежит — не догонишь. У него на большой земле ущемлены серьёзные и бандитские интересы также. У него есть мотив и стимул. У него дружок закадычный землю роет, дружка ищет.

— Неужели он настолько к тебе привязан?

Коммерс размышляет.

— Если я скажу, что от этого зависит моя жизнь, сам он из окошка не выпрыгнет. Но выкинуть кого-нибудь другого-как не фиг делать.

— А если, — говорю, — он тебя-то и выкинул?

— Гриш, Гриш, погоди, — Киряга перехватывает коммерсов кулак.

— А что, — говорю, — такого? Меня родной брат сюда слил. Который вместо отца, поганец, всю дорогу. Вся-то разница, что ты своему доверял, а я — нет.

— Родственникам всё же лучше доверять, — говорит Киряга, поглядывая на коммерса. — Это даёт прекрасные результаты.

— Не всегда, — бурчит коммерс.

— Не всегда, — кивает Киряга, — но прекрасные.

Доктор Гэ, который сразу же, как поел, отрубился. Открывает глаза.

— Какие, вообще говоря, у нас шансы?

— Вообще говоря, нулевые, — отвечает Киряга. — А почему ты спрашиваешь?

— Сам не знаю, — говорит Доктор Гэ. — Для поддержания беседы. Мы даже не знаем, где находимся. Как тут побежишь?

— Не обязательно знать, откуда ты бежишь, — поправляет коммерс. — Главное — знать куда.

— Я б тебе сказал, — смеётся Киряга.

— Ну и скажи, стошнит, что ли?

Они цапаются дружески, как разыгравшиеся псы, но. Если псы большие — а они большие, — лучше, пока играют, стоять в сторонке. («В чём проблема-то? — Хороший вопрос. Но на вопрос отвечу вопросом: чья?») Смотрю на Доктора Гэ. Я бы сказал, что он загорел, но сейчас зима. Так что рожа Доктора Гэ, вероятно, просто грязная. (В скобках: обветренная. Возмужавшая.) Доктор Гэ смотрит на меня и видит. Примерно всё то же самое. «В битве двух зол человек — расходный материал», — говорит он.

— А как же добро?

— А, ну конечно. На вид это битва добра и зла. Просто знай, что когда видишь битву добра и зла, это одно зло бьётся с другим. И твоя суперзадача — не участвовать. А если уж участвуешь, отдавай себе отчёт, в чём.

— Ты что, с философского?

— Нет, я неонацист.

— Это, — говорю, — нужно отметить.

И тогда мы пошли и отлупили какую-то девку, которая слишком уклонилась от тропы «барак — нужник». Гуляла она, что ли. А потом нас самих лупили охранники. Но не за девку. Девка жаловаться не стала.

«Интересно, — говорит Принцесса, — у Клинтона и в паспорте написано Билл? Или всё-таки Уильям?»

Мы сидим на диване и рассматриваем толстый альбом с обложками «Rolling Stone» — всеми, какие есть за всю историю. Почему на обложку музыкального журнала периодически попадают президенты, я не знаю. Может, у них в Америке музыка выполняет ту же просветительско-мессианскую функцию, что у нас — литература. Правда, в наших литературных журналах нет фоток президентов. Но в них вообще нет картинок. Иначе писатели интересовались бы только тем, что происходит на обложке, и просветительско-мессианскую функцию пришлось бы похерить.

И вот, рассматриваем. Брэд Питт с хаером, Вайнона Райдер в комбинезоне на голое тело, Дрю Бэрримор такая молоденькая, что не узнать. Джек Николсон в кресле засыпан снегом вместе с креслом.

Марлон Брандо в рваной куртке у забора. Доходим, наконец, до фотографии Боуи 1976 года. Принцесса смотрит долго-долго.