Юрий Петкевич - С птицей на голове (сборник)

После водки с персиком горячий чай пить в раскрытом окне, когда ветер ударял в лицо, — это замечательно! Прихлебывал и тут же остужал, как раз два стакана после выпивки — это было то, что надо; одного было бы мало.

Пока допил чай, тучи затянули небо и пошел дождь. Ехал и смотрел в окошко на дождь, а когда начался город, увидел на асфальте лужи; дождь здесь уже давно всем надоел. Я не забыл шляпочку и, когда поезд остановился, дернул в тамбуре проводницу за косичку, и ей понравилось.

Под дождем побежал по пустому городу. Так опустошен он никогда не бывал ни под каким дождем. Я не мог догадаться, пока не увидел на площади толпу перед трибуной — и здесь какой-то праздник, разве что не все пьяные, и не знаю: обрадоваться ли мне или опечалиться. Иду, не протолкнуться среди зонтиков, того и гляди — глаза выколют спицами.

На трибуну поднялся оратор. Выступать с речью под зонтиком не годится, засмеют; он, как и я, под дождем. Один лысый подскочил к оратору и зонтик над ним держит — сам мокнет, но счастлив. Я оглядываюсь: никому не интересно, о чем речь, и все же многие приятно взволнованы. Когда лысый сам начал читать с бумажки, какой-то подхалим выскочил из толпы, чтобы подержать над докладчиком зонт; сам мокнет, но и этот счастлив — еще потому, что довелось побывать на трибуне. Тут вижу Владика — машет мне рукой.

— Ты уже вернулся? — спросил, когда я пробрался к нему. — Как прошли похороны?

Не зная, что ответить, с восхищением подбираю слова:

— Замечательно, как нельзя лучше!..

— Почему без зонта?

— Не имею такой бабской привычки, — отвечаю.

— Не бабской, а дамской, — поправляет.

— Мы вышли в люди из другой категории, — напоминаю ему.

— Действительно, мужчине не подобает, — согласился Владик, — попробуй представить своего отца с зонтиком.

— Ну, отца еще можно, — сказал я, — но дедушку — никак не представляю.

— И я не представляю своего, — задумался Владик. — Ах, как верно ты заметил — жизнь пошла наперекосяк на наших отцах; и что нам делать, не знаю. Поехали на дачу.

— Ты купил новую машину? — разглядывая, я обошел ее со всех сторон.

— Купить тебе такую же?

— Нет, не надо, — отвечаю. — Я тебе сиденье не намочу? — еще спрашиваю, когда сажусь рядом. — А ты куда зонтик? В багажник?

— Да, в багажник, — отвечает. — А куда же еще?

И вот тут, как часто бывает, когда ни о чем не думаешь — ни о какой шляпочке, меня обрадовала догадка: возможно, что ближайших родственников у Удобоева не осталось, но любимая женщина должна же была у него быть, хоть какая, хоть когда-то… Я уже хотел спросить об этом Владика, но преуспевающие люди не внушают доверия; когда много приобретаешь — еще больше теряешь; с ними не о чем становится разговаривать, и я попросил Владика остановить машину.

Я долго звонил в квартиру к N., отчетливо представляя, что ему, как и мне, делать нечего, а в такую погоду только и поспать. Наконец он открыл, с всклокоченными волосами и помятым лицом, не удержался, чтобы не выразить недовольства, и, когда я показал шляпочку Удобоева, закричал:

— Выбрось ее!

— Куда?

— В мусорное ведро, на свалку, куда угодно! Давай выброшу сейчас с пятого этажа! — Я готов был отдать ему шляпочку, но что-то во мне дрогнуло, и он заметил — в нем тоже что-то дрогнуло, и N. пробормотал: — А ты знаешь, в этом что-то есть, что ты говоришь…

И когда я спросил, была ли у Удобоева любимая женщина, он достал старую записную книжку и вырвал из нее листочек.

Я побрел с этим листочком на окраину города, на улицу, где давно не был, узнавал деревянные домишки, и, когда отыскал нужный номер, от излишнего волнения мне стало нехорошо. Едва я приоткрыл калитку, распахнулось в доме окошко и выглянуло знакомое личико.

— Давно я тебя не видела! — изумилась Надечка.

Она пригласила к себе и накрыла стол. После обеда да еще не спал ночью — глаза у меня начали слипаться. Надечка постелила и, когда я лег, спросила:

— Можно я с тобой полежу рядом, как когда-то, будто не прошли эти годы?

Я сказал:

— Ну что ж…

— Мы ничего не будем, — прошептала Надечка. — Это сейчас не нужно, это будет не совсем то, что было, и лучше этого не надо… Как ты живешь?

— Бывает такое бестолковое время, — я ей ответил, — когда что-то в нас вырастает, взращивается — без чего дальше не жить, и ожидать этого неизвестно чего может позволить себе далеко не каждый.

Когда я проснулся, дождь за окном перестал и ненадолго выглянуло на закате солнце. Надечка предложила поехать, как когда-то, искупаться. Она выкатила из гаража мотоцикл. Это был все тот же мотоцикл ее отца, и жив ли он — я не осмелился спросить. Я сел за руль, как когда-то, и мы поехали на речку. Вскоре стемнело, а в мотоцикле фара не горела, и я не знаю, как доехал. Мы сбросили с себя одежду и попрыгали в воду. Я быстро замерз, а Надя немного растолстела за это время, как мы не виделись, и накупалась всласть. Мы вылезли на берег, насобирали сырых дров в мокром после дождя лесу и, когда, намучившись, зажгли костер, увидели в нескольких метрах от мотоцикла каток от асфальтоукладчика на проселочной дороге, где никакого асфальта не предвидится. Если бы еще немного — мы бы убились, и мы обрадовались, что живы и что звезды в небе и на реке.