Юрий Петкевич - С птицей на голове (сборник)

Вскоре мы приехали в город, где находился не то цементный, не то мукомольный завод, и все вокруг было белое — земля, здания, крыши, листва на деревьях. Здесь был какой-то праздник, и все радовались, выпивши, а кто упал, становился белым, и те люди, которые в этом городе ожидали Удобоева, оказались белые, и они возжаждали на своих плечах занести покойника на кладбище.

Они понесли его и роняли несколько раз гроб, а на кладбище наконец выбросили Удобоева на землю, и он тоже стал белым — его такого и похоронили… По дорожкам между могилами разгуливали влюбленные со стаканами в руках и, отпивая по глотку, целовались. Под ногами шуршала листва, так шуршала, что не слышишь того, кто рядом; а если кто упадет — только и слышишь хохот, разве что жалко пролитой водки.

Решили устроить поминки прямо на могиле. К этому времени многие уже и так набрались и не в состоянии были, но не оставлять же водку, да еще на кладбище, а я не мог… потому что мне было грустно из-за шляпочки. Пока допивали водку, прибежали куры на могилу и под венками греблись. В них стали бросать камнями — не уследить, как снова куры шебуршали под траурными лентами. Наконец и меня уговорили на стакан, затем я выпил и еще один. Небритый мужик достал из саквояжа шляпочку и надел, а потом валялся на земле и, как бы не замечая меня, хохотал. Ко мне подошел его сообщник и, подзадоривая, чтобы я подрался, шепнул:

— Еще потеряет, — подтолкнул, — лучше забери.

Наступал уже вечер. От оранжевых лучей все белое вокруг как бы начало таять, и в воздухе запахло сырой штукатуркой. На небе с нахлынувшей тучей вдруг потемнело в черную ночь, и разразилась гроза. Спасаясь от нее, в автобус набились люди, которые гуляли на кладбище, и водку наконец закончили. Можно было ехать, но шофер заявил, что спустило колесо. Никто под дождем проверять не стал; тут будто белые тени промелькнули и заколотили палками по окнам. И все же ночью, на кладбище, никто не испугался, и, когда выбрались из автобуса сражаться с привидениями, оказалось, что это беременные женщины. Они искали своих мужей, и некоторых застукали с любовницами, и начали на все кладбище ругаться.

Я опомнился, что один в автобусе, а рядом с шофером, прилепилась к нему, девчонка, и я догадался: они хотят побыть вдвоем. Мне ничего не оставалось, как выйти вслед за всеми, и я побрел в жуткую ночь на кладбище. Дождь перестал; только когда ветерок, капало с веток, и запахло сладко грибами. Беременные женщины приехали на грузовике, и вот теперь все из автобуса начали взбираться в кузов, а как женщины перетаскивали через борт свои животы — трудно представить, и я поспешил, чтобы посмеяться и самому не остаться, но все они очень быстро, не успел я крикнуть, вскарабкались, и машина уехала, а я только рукой махнул.

Не возвращаться же к влюбленной парочке в автобус, и я побрел по дороге. За кладбищем начался настоящий лес. Я шагал, и от меня в разные стороны звери разбегались; так шагал, пока не начало светать, и увидел вдали другой город, но я разглядел, что это и не тот город, в котором проживаю. Навстречу ковылял веселый человек с костылем и пел веселую песню, а я понял: чем дальше — люди живут смешнее, еще я понял, что иду не в ту сторону, и повернул обратно.

Дорога после грозы размякла, и я возвращался по своим следам. Когда солнце поднялось, я вернулся к кладбищу. У ворот я заметил свежие отпечатки от колес, пошел по одной колее и вскоре прибрел к домику, у которого стоял автобус, но людей на улице — никого, ни звука.

Утро было веселое, но скучное. Солнышко сияло, но все равно пахло в воздухе сырой штукатуркой. Из калиток высунулись мужики с косами. Я попросил у них косу — они и мне нашли. Мы стали косить по росе на берегу речки. После дождя в ней пенилось будто парное молоко. Солнце начало припекать; вскоре косы притупились — трава без росы уже не резалась, а стлалась, шелковистая. Ко мне подошел небритый мужик, что забрал шляпочку; оказывается, он тоже здесь, на лугу, косил.

— Извини, — пробормотал он, — вчера потерял саквояж с твоей шляпкой, — и добавил: — А в нем еще мой паспорт.

— Ерунда какая, — обрадовался я про шляпочку. — Вот паспорт — это другое дело, без него никуда.

— Я куплю тебе другую шляпу, — пообещал он. — Еще лучше этой.

— Почему небритый? — спросил я у него.

— А сам?

Я решил искупаться, а из-под берега выглядывала одна труба мукомольного завода, и я боялся, что без меня уедут, и, когда вылез на берег, увидел около автобуса вчерашних людей. Я поспешил к ним, а они и не заметили ничего, будто я все это время находился рядом с ними и спал где-то там, где и они спали; они так и не узнали, что я ночь бродил по лесу. И все же я обрадовался им; тут подходит ко мне мальчишка — такой, как ангел, и протягивает шляпочку. Он давно искал меня и очень обрадовался, что нашел. И я обрадовался ей, будто это моя. Я был счастлив: не из-за шляпочки, а что так неожиданно все получилось, — и не мог забыть выражения лица мальчика.