Джеймс Олдридж. - Дипломат

Кэтрин не настаивала. – Он почему-то заупрямился, – сказала она. – Вообще иногда я удивляюсь вашему долготерпению.

Они спустились вниз и подождали, пока разыщут их шубы. У Эссекса не нашлось мелочи, чтобы дать на чай старику-гардеробщику, но здесь это его не смутило. С подъезда выкликнули их машину; они вышли на улицу, и шум разговоров, смеха, музыки и пения слился позади в глухой нестройный гул.

– Ну, что Молотов? – спросила Кэтрин, когда машина покатила к посольству.

Эссекс отлично понял значение этого вопроса.

– Ничего, все в порядке, – уклончиво ответил он. Ему сейчас не хотелось думать о делах. Он так и не знал, согласился Молотов на встречу или не согласился. Может быть, Мак-Грегор что-нибудь сообщит; значит, оставалось только ждать Мак-Грегора, хотя ожидание было Эссексу так же ненавистно, как мысль о старости. Он постарался выкинуть все это из головы и повернулся к Кэтрин.

– Вы изумительно красивая женщина, Кэти, – сказал он и прижал к себе ее руку. – Слава богу, что вы англичанка. – Кэтрин не отстранилась.

Когда они подъехали к посольству, Эссекс сказал: – У меня наверху есть еще бутылка шампанского. Хотите зайти, выпить со мной бокал?

– А что-нибудь поесть у вас найдется? – спросила Кэтрин.

– Экономка всегда оставляет мне печенье и сыр.

– Ну, если сыр, так я зайду, – сказала Кэтрин.

Шел сильный снег. Чугунная ограда, улица, река – на всем лежал толстый мягкий снежный покров. Холодный воздух бодрил, но они поспешили в комнату Эссекса, где топился камин. На маленьком столике стояло печенье, сыр и термос с горячим какао.

– Можно сразу и приниматься? – спросила Кэтрин. Звук собственного голоса показался ей каким-то нетвердым.

– Ну, конечно. – Эссекс помог ей снять шубку. – Но неужели вы там не наелись?

– Никогда не ем на приемах, – ответила она. – Мне не нравится такая еда.

Они ели и пили молча; шампанское, тепло камина создавали настроение уютного покоя. Это настроение не хотелось нарушать, и все же Эссекс должен был его нарушить, потому что ему хотелось от Кэтрин большего. Он чувствовал, что это будет нелегко. Кэтрин сидела рядом с ним, не противилась его близости, манила своей душистой теплотой, но никак его не поощряла. А Эссексу нужно было, чтобы его поощрили, он этого ждал, но он ждал слишком долго, и Кэтрин вдруг встала.

– Пора, – сказала она. – Я совсем сплю.

– А может быть, вы останетесь? – тихо сказал Эссекс.

Она взяла со стула свою шубку.

– Нет. Это ни к чему, – ответила она, и Эссекс не понял, о чем она думала. Но он чувствовал в ней какую-то напряженность. Он подошел к ней и осторожно положил ей руки на плечи, легко, почти не касаясь ее. Она не отстранилась, но покачала головой и сказала: – Не надо, Гарольд, – потом повернулась и пошла к двери.

На пороге она остановилась и спросила совсем обычным тоном, так, чтобы не осталось никакой неловкости: – Вы еще долго рассчитываете задержаться здесь? – Это был тот же вопрос о Молотове, только в другой форме.

– Нет, недолго, – сказал Эссекс. – И вы должны уехать в Лондон вместе со мной.

– Когда Дрейк узнает про сегодняшнее, мне все равно придется уехать. Ну, спокойной ночи, Гарольд, и не пейте больше шампанского. Ложитесь спать.

Она затворила дверь, и Эссекс остался один со своими мыслями о ней.

Кэтрин медленно спустилась по главной лестнице. Ей было жарко, и в то же время она чувствовала, что внутри у нее все дрожит. Она не знала, что тут виной – шампанское или непонятная злость, которую в ней вызывал Мак-Грегор. Ей захотелось выйти на улицу, на холод. Падающий хлопьями снег сразу умиротворил ее, но она решила не входить в дом, пока не успокоится совсем. Она перешла набережную и остановилась у парапета над рекой. Облокотившись на свежий, еще не примятый снег, она устремила взгляд на замерзшую реку, всю в отсветах кремлевских огней. Ее все еще лихорадило; она набрала в горсть снегу и стала тереть себе лицо. Вдруг она испуганно вздрогнула – чей-то голос за ее спиной сказал: – Что вы здесь делаете, Кэти?

Это был Мак-Грегор.

– Мак-Грегор, милый, – сказала она, выронив снежный комок. Она ухватилась за отвороты его пальто и почти припала к нему. Мак-Грегор был удивлен; волнение Кэтрин мгновенно передалось и ему.

– Вы вся в снегу, – сказал он и, сняв перчатку, стал смахивать снег с ее волос, бровей, подбородка. Она не выпускала отворотов его пальто и тянула, тянула его к себе, так что, в конце концов, он не выдержал и схватил ее за плечи. Он слышал, как глубоко и прерывисто она дышит.