Джеймс Олдридж. - Дипломат

А Эссекс, пришедший в самое бодрое расположение духа, думал об одном: завтра же нужно добиться разговора с Сушковым. Он уже выработал план действий – он представит Сушкову письменный перечень требований, направленных к урегулированию положения в Иране, а затем подкрепит их рядом примеров, иллюстрирующих факт русского вмешательства. Материалы ему подберет Мак-Грегор; нужно будет дать указания Мак-Грегору, как только они вернутся в посольство, чтобы все было заранее готово к завтрашней встрече с Сушковым. Мак-Грегор будет доволен: это даст ему возможность проявить свою оперативность. План был хорош, и Эссекс уже не сомневался в успехе. Вся былая уверенность вернулась к нему, это сказывалось даже внешне. Он шел бодрым шагом, шумно и глубоко вдыхая морозный воздух. Кэтрин не понравилось это бьющее в глаза самодовольство; весь вечер он слишком уж умничал, был слишком уж обольстителен, а теперь вот еще радуется этому.

Не подозревая этого, Эссекс взял ее под руку. – Что же вы, ведете меня в русский дом, а хозяин оказывается англичанином из Уэльса! Да, пожалуй, только в нашей стране и могут появиться на свет подобные человеческие экземпляры. Шоу – ирландец, Чаплин – лондонский еврей, а этот чудак – валлиец из Аберистуита.

Кэтрин шла молча и думала о своих спутниках: до чего же все-таки может дойти мужская тупость и самовлюбленность!

Посольский ролс-ройс легко катился по обледенелым московским мостовым, но Эссекс нервничал и с трудом подавлял желание сказать шоферу, чтобы тот ехал помедленней. Эссекс сидел, откинувшись назад, и барабанил пальцами по замерзшему стеклу, злясь на Мак-Грегора за его терпеливое безмолвие. Состоявшаяся только что беседа с Сушковым, повидимому, особого впечатления на Мак-Грегора не произвела, зато в Эссексе до сих пор не разрядилось напряжение, которое потребовалось ему, чтобы окончить эту беседу в вежливом тоне. Кстати о Мак-Грегоре: иногда полезно, когда помощник умеет хранить молчание, но бывают и такие моменты, когда это молчание тяготит. Какого чорта, в самом деле, Мак-Грегор не скажет ни слова, не обмолвится ни одним замечанием об этом несносном Сушкове?

– Беда вся в том, что мы были недостаточно напористы, – раздраженно начал Эссекс. – Я ведь вам сказал вчера, что нам представляется случай ошеломить Сушкова, показав ему, что мы прекрасно осведомлены о вмешательстве России в азербайджанские дела. Я, собственно, рассчитывал, что и вы не останетесь безучастным и подкрепите мои слова фактами сверх того, что мы записали.

– Прошу извинить, – сказал Мак-Грегор. – Я не знал.

– Извинения теперь бесполезны, а знать надо было. Впрочем, этого русского ничем не прошибешь. Мне просто нарочно подсунули самого упрямого из всех министерских работников. В посольстве должны были бы знать, что такое Сушков. Могли предупредить меня, что это упрямец, и разговаривать с ним – значит попусту терять время. Кажется, с меня вообще хватит этих русских. Да, положительно, с меня хватит.

Мак-Грегор не слишком прислушивался, уже зная по опыту, что неудачные переговоры всегда приводят Эссекса в сварливое настроение. Пройдет.

Машина въехала во двор посольства, и Мак-Грегор перегнулся через Эссекса, чтобы открыть дверцу.

– Принесите мой портфель, – сказал Эссекс, – мы сейчас же садимся работать.

– Портфель у вас, – сказал Мак-Грегор, указывая кивком головы.

Портфель был зажат, словно в тисках, у Эссекса подмышкой.

– Ну, тогда пошли, – сказал Эссекс.

В кабинете было холодно, потому что камин погас. Мак-Грегор был тут же послан на розыски истопника. Истопник явился, и, пока он разгребал золу и подкладывал уголь, Эссекс сердито расхаживал по комнате. Мисс Уильямс тоже явилась, и Эссекс велел ей быть наготове. Его нервное состояние передавалось всем, только Мак-Грегор был невозмутим. Истопник, выходя, уронил на пол совок для угля, и Эссекс подскочил как ужаленный. Пришел Дрейк; он тоже, видимо, нервничал. Мак-Грегор спокойно сидел за столом, перелистывая документы в папке. Он понимал, что Эссекс потерпел поражение, и считал, что виноват в этом сам Эссекс.

Эссекс собирался ошеломить Сушкова; что ж, сам и напросился на отпор. Слова Сушкова, сказанные в ответ Эссексу, те самые слова, которые привели его в такую ярость, запали Мак-Грегору в душу, потому что многое в них отвечало его, Мак-Грегора, чувствам и мыслям. Сушков дал Эссексу урок, который охотно дал бы ему сам Мак-Грегор.