Алексей Беляков - Пепел и песок

ТРЕБЬЕНОВ Поверьте, мы…

МИР МИРЫЧ Ведь с юга вы?

ТРЕБЬЕНОВ Как вам сказать?

МИР МИРЫЧ Да мне насрать.

ТРЕБЬЕНОВ Простите, что?

Мир Мирыч надевает очки, снова становится милым учителем физики и возвращает нам цвет.

— Мне все равно, откуда вы, дорогие мои южане. Мне нужны сюжеты. Хоть с юга, хоть с севера.

Требьенов страдальчески смеется:

— Будут, будут, Велимир Велимирович!

— Набросаешь что-нибудь до завтра? — Он поворачивает ко мне голову, трет шею. — Чертов остеохондроз. А?

— Набросаю.

— Нужна драма. Причем с хорошим культурным бэкграундом.

— С чем?

— Мы стремимся работать на продвинутую аудиторию, не для ларьков на Курском вокзале. Может, что-нибудь историческое, раз уж ты историк? Все, до завтра. У меня через час кастинг.

— Что?

— Отбор актеров.

Мир Мирыч кладет под солонку несколько купюр, задумывается и добавляет еще одну. Встает, протягивает мне руку:

— До завтра. Бог даст, что-нибудь у нас и получится.

Требьенов уже отодвигает стул Мир Мирыча и спрашивает тонким голоском:

— А как бы мне получить членство в «Ефимыче»?

— Очень просто: нужны две рекомендации. Одну я тебе дам, а вторую… — озирается вокруг, морщится. — Да вон, хоть Иван Неронович. Когда протрезвеет. А зачем тебе?

— Очень приятное место и интеллигентная публика… Вы ведь не будете ходить, куда попало.

— Ну да. Не буду. Кстати, очень прошу: забудь слово «кушать». Такого слова в Москве как бы нет.

— Уже забыл!

— И еще имей в виду: Ричард Овсянкин умер полгода назад.

— Царствие небесное!

Аминь.

Наше время.

Можно вздохнуть свободно и крутить педали, пока не воткнулся в спицы очередной флешбэк.

Добрый Бенки, неси меня к моей Катуар на своих стальных чреслах! Мы прекрасны с тобой. Мой плащ развевается, накрывая Тверскую. Провались вся Москва, уйди сквозь песок, мне не нужен никто. Только девушка-диалогистка.

— Здравствуй, Катуар! Здравствуй, птица!

Она в белом льняном сарафане. Солнечный свет делает его почти прозрачным. Бенки дрожит от волненья.

— Ты на велосипеде приехал на свидание? — Катуар улыбается кому-то поверх моей головы.

— Да… Я так сроднился с ним.

— Интересно взглянуть и на других родственников. Много их там еще у тебя? Лягарпа не считай — он уже мой родственник.

— Еще пишущая машинка марки «Брунгильда». Но она старенькая, ей тяжело далеко ходить.

— Я ее не видела. Сдал в дом престарелых?

— Нет, она в секретере живет, в полном ампире. Зачем ей пылиться?

— Надо познакомиться. Но как мы пойдем в кино с твоим родственником?

— Я очень хочу тебя поцеловать.

— А Бенки тоже хочет? — она проводит рукой по рулю. (Алый лак я люблю.)

— Хочет. Но я раньше сказал, чем он.

— Целуй.

— Ты на каблуках, я не дотянусь.

— Мне встать на колени?

— Нет, я попробую взлететь.

— Ладно, начни с того, что проще, — она склоняет теплое плечо к моим губам.

Я целую его — прямо в татуировку «А».

— Какое у тебя глупое лицо при этом! — Катуар смеется.

— Почему я от тебя сношу все эти шутки? Особенно про мой рост.

— Да, конфликта не получается. Сплошной гур-гур. Противоречим законам драматургии.

15 лет назад.

— Мне кажется, молодой человек, вам нечего делать на историческом факультете. Вы не согласны? — Профессор Бурново отбрасывает зачетную книжку, она едва касается стола и прыгает мне на колени, бедняжка. «Укрой меня, спаси и сохрани!»

— Наверное, согласен.

— Видите, вы даже не пытаетесь бороться. Где ваша пассионарность?

— Что?

— Гумилева читали?

— Нет еще.

— Я и вижу. А что читали в этом семестре?

— В смысле?

— Назовите мне, что вы читали, будьте любезны!

— Я?

— Вы!

— Я читал…

— Что? Мою монографию о Бенкендорфе, например, читали?

— Нет еще.

— Вы откуда приехали в Москву?

— Из Таганрога.

— Пожалуй, пора вам туда возвращаться. Я сегодня же поговорю с деканом. Что вы смотрите на меня? Прощайте.

Пауза. Хиштербе.

— Прощайте! — Профессор делает метелку тонкими пальцами, подняв ветерок.

Ах, Бурново! За что ты так со мною? Психическая метеорология — опасная дисциплина.

— В Таганрог, молодой человек! В Таганрог.

Порывы ветра усиливаются. Штормовое предупреждение.

Встаю. Еле держусь на ногах.

— Я никуда не уеду.

— Что? — он плохо слышит меня сквозь шум бури.

— Я никуда не уеду! Я буду здесь вечно!

— Что?

— Я из переулка Вечность!