Она встала, несколько раз потянулась, чтобы вернуть чувствительность онемевшим ногам и телу, и на цыпочках прошла в служебную каморку коменданта. Дверь в жилую комнату была закрыта. Хозяева же спали еще дальше, в аппендиксе жилой комнаты, и вряд ли могли что-либо слышать, но зажигать свет Мария не решилась. Его могли заметить с лестничной площадки. Она стала шарить в темноте руками, пока не нащупала цилиндр карманного фонаря, с которым комендант обычно обходил по вечерам дворы. С фонарем дело пошло лучше. Ключи торчали во входной двери. Мария отперла дверь и ступила на площадку. Во дворе по-прежнему тихо и совсем темно. Она посмотрела наверх, туда, где был пятый этаж. И только теперь Мария с беспощадной ясностью поняла, что на самом деле выхода уже нет: всякая связь с детьми и Роландом оборвана.
Она спустилась вниз, отперла дверь в подъезд и вышла из дома.
Был уже поздний час, когда обербригадефюрер отложил в сторону материалы, связанные с Марией. Он ожидал хоть каких-то результатов, но в донесениях не было никаких данных о личности, о пристрастиях, антипатиях. Фантом какой-то. Она и исчезла, как фантом, и все следы, которые надеялись обнаружить, оказались призрачными.
Он пытался анализировать. Все-таки она человек из плоти и крови и должна есть, спать, чем-то заниматься. Друзей в городе у нее почти наверняка нет, иначе она ушла бы с Мальботом и не осталась в квартире одна. Обербригадефюрер смотрел на фото Марии. Да, друзей у нее нет… Невозможно догадаться, интересует ли ее, отталкивает или радует то, на что она смотрит. Но глаза именно смотрят, смотрят и смотрят, даже если все человечество уже перестало смотреть. Он видел людей, сломленных службой или покорившихся. Вообще только эти два разряда людей и существуют на свете: одни приходят по собственной воле и покоряются, другие ломаются. Некоторый опыт позволяет довольно скоро научиться различать эти два разряда среди тех, с кем имеешь дело. Мария Савари принадлежала к третьему разряду, которого в общем-то практически и не встречается. Глаза, способные смотреть так, что задаешься вопросом: неужели это человеческие глаза?
Куда направляется человек, когда у него безрадостно на душе? Тех, кто чувствуют себя одинокими и несчастными, скорее всего потянуло бы в шумный людской водоворот. Но разве привлекла бы ярмарочная суета Марию Савари?
Из нескольких фотографий он выбрал фотомонтаж, на котором Мария выглядела этакой вертихвосткой. Опыт подсказывал, что легче получить информацию о людях, которых респонденты могут характеризовать с долей пренебрежения. Это была довольно гнусная подделка, снимок сделали в подвале, потом наложили фигуру шлюхи, во время стриптиза.
С чего же начать? Сейчас он нуждался в ней больше, чем во всяком ином обитателе города. Ему необходимо знать, где она и что делает, все остальное не имеет значения. Он должен знать это раньше, чем разнюхают другие, иначе он ничего не узнает. После провала с арестом Госбезопасность впала в истерику, точно ватага играющих в войну школьников, которым вдруг сказали, что это всерьез. А полиция посмеивается в кулачок. Геллерт репетирует восстание против Учреждения. Никакой конфиденциальной информации без письменных запросов, ни одной передачи документов без требования суда. Все абсолютно корректно, абсолютно легально. Своих адъютантов он уже разогнал, о преемнике было лишь известно, что его подобрал себе сам Геллерт. Заранее. Оставалась еще надежда на ополчение горожан… и на Роланда Савари. Заполучить его значит иметь все. Тогда его жена пускай катится, куда ей угодно. Если она останется в живых, это будет так же унижать мужа, как муж благодаря жене унижал его, обербригадефюрера.
Он взялся за телефонную трубку и набрал номер своей новой секретарши.
— Ты одна? — спросил он без обиняков.
— Да, — не сразу ответила она.
— Отправь его восвояси и собирайся. Через полчаса я за тобой заеду.
Две пары глаз видят больше, чем одна. И женщина всюду найдет след женщины.
Через полчаса он подъехал к дому номер 65 по Главной улице. Было самое начало двенадцатого.
Попав на освещенную улицу, Мария поняла, что ошиблась во времени на добрый час. Двадцать три ноль-ноль. На площади перед собором какая-то суета. Спешно сооружают подиум для массовой манифестации. Сосисочный киоск открыт, под навесом кафе сидят люди.
В сущности, ей было все равно, куда идти, лишь бы только идти. Когда она сидела в ловушке, ей казалось, что все будет проще и легче. Ее обуревало одно желание — выбраться из дома, она была так одержима этой идеей, что о дальнейших шагах и не думала. А ведь это не пустячный вопрос: куда идти? Как-никак она не спала два дня и полторы ночи, ей нужно найти место, где можно выспаться. Не исключено, что ее примут сестры милосердия, если удастся незаметно пройти в госпиталь. А лучше бы позвонить Геллерту, может, она его застанет. Если он остался таким, каким был в начале их знакомства, он попытается помочь ей.
Читать дальше