Марианна Грубер - Промежуточная станция

Было уже около полуночи, они сидели за столом и пили чай, пытаясь не думать обо всей этой чудовищной истории. Тереза несколько раз принималась вытирать стол, потом стала перекладывать вилки и ложки в ящике. Джон погрузился в размышление, опустив голову, чтобы не смотреть на Марию. Выглядела она устрашающе — кровоподтеки на лице, следы йода, пластырь. И еще — этот хрип при дыхании. Она не могла дышать носом, не хватало воздуха, и все время пыталась найти позу, в которой ей легче было переносить боль. Боль не отступала, но каждый раз, найдя новую позу, Марии было немного легче, хоть и ненадолго.

— Черт бы все это побрал, — сказал Джон и замолчал снова.

— Хочешь еще чаю? — спросила Тереза.

Джон покачал головой и подумал о шнапсе. Уже несколько дней он пил, в этот же день не выпил еще ни грамма и чувствовал себя прескверно.

Мария украдкой наблюдала, как он пытается побороть дрожь в руках. Теперь все отступило от нее далеко-далеко, и она снова могла мыслить ясно, такая ясность наступает лишь тогда, когда тебя ничто уже не касается. Вот перед ней Джон. Он ждал когда-то от жизни большого подарка, хотел совершить нечто значительное, но ни чудесного подарка, ни великого деяния не произошло. Так он и начал пить. А вот Тереза, наделенная животным материнским инстинктом и огромным, но бездетным лоном. В ее лоне мог бы поместиться весь мир, но мир не желал ее, способную страдать и терпеть все, и врачевать раны, и утешать страждущих. Мир желал саморазрушения. И еще здесь были дети, они спали в соседней комнате и видели сны, которые никогда не исполнятся, и детям придется расплачиваться за то, что понаделали другие.

А сама она? Если разобраться трезво, за ней гнались с трех сторон: друзья Роланда, Госбезопасность и Учреждение, которое хоть и отпустило ее, но вовсе не освободило. Шанс выдержать все это был равен нулю. Поставив на кон свою жизнь, она, пожалуй, может добиться только одного: заставить испытать тех, кто за ней гонится, немного страха перед реальностью. В ее силах отдалить момент их победы, испортить им удовольствие от достигнутого, помешать тому, чтобы они потом удалились с чувством победителей — а вот изменить что-либо не в ее силах. И даже Терезе с Джоном нельзя ничего объяснить, ведь она не хочет, чтобы и их втянули в эту жалкую игру, из которой им потом не выпутаться. Но что-то же ей надо было им сказать, может, признаться, что она собирается уйти и ничего поделать с этим нельзя.

— Вот идиотство, — неожиданно заговорил Джон. — Настоящее идиотство. А я как раз сегодня хотел устроить маленький праздник. Хотел сделать вам сюрприз. — Он снова замолчал и начал резать сало.

— Что за сюрприз?

— Завтра меня назначат на должность садовника. Все случилось так неожиданно. Когда старший садовник пришел вчера на службу, он увидел, что в построенный мной домик ночью вселилась пара старых лебедей, да-да, не молодых, а старых. Завтра мне в торжественной обстановке вручат приказ о назначении на должность. Вас тоже приглашаю. Мне ведь есть чем гордиться.

— Я рада за тебя, — сказала Мария. — Теперь с тобой ничего не случится.

— Что со мной может случиться? — спросил Джон.

Мария сжала в ладонях чашку с чаем. Она так приятно согревала руки.

— Вполне вероятно, что у вас из-за меня будут неприятности, — тихо проговорила она.

Тереза, собравшаяся было на кухню, чтобы подогреть воду, резко повернулась в ее сторону.

— Какая чепуха!

— Вовсе не чепуха. Это как сплошная круговая порука.

— Они уволили тебя с работы, что ж, в этом нет ничего хорошего, — сказала Тереза, — но на том история и заканчивается. Я считаю… — Она оборвала фразу и взглянула на Марию. Она хотела сказать, что ушибы рано или поздно заживут.

— Вовсе нет. Ничто на этом не заканчивается. Все только начинается.

— Но ведь они выпустили тебя!

— Я что-то вроде подсадной утки.

— Боже правый, как это жутко звучит. — Тереза позабыла о воде, присела рядом с Марией и начала растирать ей руки. — Совсем ледяные, — сказала она, — они по-прежнему совсем ледяные.

Джона то знобило, то бросало в жар. Да и вообще, в комнате было чересчур душно. Он принялся жевать хлеб с салом. Ему нужно было как-то успокоить бунтующий желудок. «Выпить бы, — думал он. — Или бежать куда-нибудь без остановки, пока не наступит усталость, такая сильная, что и пить не захочется».

Мария высвободила руки и встала. Она попыталась пройтись туда-сюда по комнате. Она знала, что Джон будет не в состоянии воспринять ее слова. Тереза же просто ничего не желает знать. Ей надо как-то заставить их выслушать, что она им скажет, как можно быстрей, прежде чем она не растеряла мужество, для этих слов необходимое.