А тайга всё непролазнее и непролазнее, всё чаще цепляются за энцефалитник элеутерококк с острыми тонкими шипами и чёрными кистями ягод и лианы, в том числе виноградные, опутавшие деревья так, что не продерёшься, а в распадках – лимонник с оранжевыми ягодами, снимающими усталость. Сопки всё круче и круче и всё чаще с неустойчивыми курумниками, ручьи всё холоднее и холоднее даже в тридцатиградусную жару и духоту, а надо маршрутить, ловить каждый погожий день. Не радуют уже и многочисленные яркие крупные цветы как оранжево-красные лилии, и затаившийся в темноте и сырости одинокий красный цветок женьшеня. У геологов нет нормированного рабочего дня и нет выходных. Только и удаётся отдышаться, когда остановят проливные дожди, нередко продолжающиеся два-три дня, пока всё вокруг не заплачет тоскливыми слезами, а на боках не начнут преть пролежни. Но и в такую мокреть рыбаков и охотников не удержать в лагере. И вдруг в одну из ночей засияют умытые до кондового серебра звёзды, сядет туман и выстелется, убегая к реке, утихнет к утру капель, подует свежий ветерок, и ясное весёлое солнце разбудит-расшевелит занемевшее от безделья стойбище. И снова в путь, и так изо дня в день, пока другие загорают на забугорных и отечественных пляжах, ублажая рыхлые тела и испорченные желудки чужеродной жратвой. И нет в тайге ни телека, ни ноутбуков, ни мобильника, ни музбормота, только маленький транзистор радует по вечерам мелодичной японской музыкой.
Чем ближе к осени, тем меньше сил, больше тревоги и больше желания и энергии успеть заснять всю запланированную площадь, не оставив белых пятен и неясных геологических построений. Держись, геолог, крепись геолог! Дням потерян счёт, а погода бывает или рабочей, или простойной. В какой-то момент оглянешься, а всё вокруг уже окрасилось в яркие осенние цвета: в огненно-красный – клёны, в чистейший жёлтый – лиственницы, в жёлто-коричневый с оттенками – все остальные деревья, и на фоне их нарядно зеленеют в привычном окрасе хвойники. Сплошной калейдоскоп красок. Вот уже появились первые мигрирующие соболи, яростно шипящие на пришельцев с вершин кедров, осыпая под частыми ударами острейших коготков кору и листья. Они пока бледно окрашены. Степенно и не торопясь проследовала на зимние квартиры семейка важных барсуков: впереди – мама, за ней – четверо подросших малышей, и замыкающим охранником – папа. Затукали красно-зелёные, серо-красные и серо-рябчатые дятлы, добывая уже спрятавшихся личинок. Забеспокоились изюбры и лоси, трубно призывая самок и соперников на жестокий поединок. Работягам не до них – надо, надо спешить. Поселковые – и стар, и млад – все ринулись в тайгу за вторым важным и нужным зимой продуктом – брусникой и за первейшим – кедровыми орехами. А полевикам, несмотря на то, что порой бродят по необъятному брусничнику, окрашивая кеды в красный цвет и с тоской глядят на увешанные шишками кедры, и собирать некогда, и долго хранить необработанным негде, да и вывезти не на чем. Так и вернутся домой без таёжных даров и хорошо, если прихватят по кастрюле или ведру ягод да по полмешка шишек. Зато сколько радости, сколько вдохновения, сколько эйфории и удовлетворения доставят образцы с рудной вкрапленностью, а то и прожилками. Их и соберут, и сохранят, и вывезут. И тогда – прочь усталость, и ноги сами бегут туда, где найдены рудоносные камни, чтобы ещё раз убедиться, что они есть, чтобы определить площадь распространения, а то и наткнуться на жилы, убедиться, что их много, набрать побольше и убедить себя и главное – других в том, что найдено настоящее рудопроявление – предвестник месторождения.
И всё равно, как ни торопились, но сделать всё, что хотелось, не успели. Ночью повалил пушистый снег, такой густой, что вытянутой руки не видно. Весь лагерь утонул в белоснежной купели, отяжелевшие ветки деревьев поникли, чуть не обламываясь, а вершины согнулись навстречу друг другу, образовав снежные арки. Утром под солнцем подтаяло, однако никуда не пойдёшь, чтобы не вымокнуть по пояс. Охотники всё же пошли, памятуя о следах по первой пороше и надеясь добыть хорошего зверя напоследок, но скоро вернулись мокрые, злые и встревоженные. С первой же сопки они увидели неторопливо бредущего по дальнему краю далёкой поляны тигра. Жёлто-оранжево-чёрные полосы хищника угрожающе блестели под солнцем на фоне белого снега, и когда он вдруг остановился и повернул усатую массивную голову в сторону охотников, они, затаив дыхание и не испытывая судьбу, шмыганули обратно в лагерь, хотя на таком расстоянии хозяин тайги вряд ли учуял бы двуногих тварей. Избави бог встретиться с ним поближе. Хитрая, коварная и жестокая зверюга обязательно пойдёт за человеком параллельным курсом, крадучись, прячась в кустах и не теряя из виду нарушителя таёжной иерархии. Зверя не видно, но всей похолодевшей вдруг спиной чувствуешь, что самый опасный обитатель тайги где-то рядом, караулит каждое ваше движение, и тогда лучше всего повернуть назад и, сначала медленно пятясь, а потом не торопясь и часто оборачиваясь, уйти по своим следам. Только пара выстрелов в воздух удержит красивую кошку от преследования, а возможно и от нападения.
Читать дальше