Макар Троичанин - Вот мы и встретились

После перерыва читка пошла в ускоренном темпе. Аркадий Михайлович ещё раз разъяснил для тупиц, напрасно выискивая в их осоловевших глазах хотя бы искорку понимания, фабулу гениальнейшего произведения, вызвав красноту на впалых щеках авторши, в основе которого, по его мнению, заложено соперничество двух родственных и любящих друг друга женщин за право обладания перспективным самцом.

- Тема в условиях современного демографического кризиса очень и очень актуальна, - поучал авторитетный в вопросах современной семейной морали режиссёр, - и мы научим наших одиноких и страдающих от одиночества слабых представительниц прекрасного пола держать уши и когти востро.

Драматургиня робко попыталась увести сюжет в другую сторону:

- Вообще-то я задумала показать бесправное половое положение наших женщин, вынужденных хвататься за любую соломинку, чтобы выкарабкаться из забвения и обрести друга.

- Ну, положим, - возразил больше понимающий в её пьесе талантливый интерпретатор, - они у вас хватаются вовсе не за соломинку, а за довольно-таки внушительное бревно. – «Сам ты бревно!» - мысленно обозвала его Мария Сергеевна. – И вообще я считаю, что именно женщина создаёт счастье и себе, и партнёру, и не надо ей выкарабкиваться, и вся ответственность за общее семейное благополучие лежит на ней.

Поскольку у Аркаши в этом смысле был большой опыт, то с ним опять никто не стал спорить. Расчистив теоретическое поле, он вплотную приступил к практическому воплощению режиссёрского замысла, забыв об авторше и сосредоточив всё внимание на главных фигурантках борьбы за женскую эмансипацию и за бревно, разрешив обслуживающему персоналу невразумительно бубнить незнакомый текст, с которым они должны были ознакомиться ещё дома.

Мария Сергеевна, тупо подавая свои реплики, всё никак не могла сообразить, как играть служанку, тихой сапой облапошившую хозяек, и вообще не понимала толком, что она из себя представляет. Прихватив стул, подсела к потенциальному гению.

- Скажите, пожалуйста, как вы задумали мою героиню? – спросила тихо, насторожённо кося глазами на занятого режиссёра. – Кто она?

Авторша даже заулыбалась от удовольствия, что кто-то спрашивает её о её задумках в выстраданном долгими ночами произведении, которое бесцеремонно переиначили, не спрашивая согласия.

- Знаете, она – провинциалка, - тихо стала объяснять приятной актрисе, - приехала из тощих краёв на заработки, но поскольку нет ни жилья, ни денег, вынуждена пойти в прислуги к двум обаятельным женщинам, томящимся без мужской опёки. Девушка умная, честная, симпатичная, с чистыми душевными качествами…

- Что не помешало ей умыкнуть мужика у хозяек, - вставила неисправимая спорщица.

- Нет, нет, - возразила Шекспирина, - она никого не… умыкивала, это он сам её… умыкнул, - еле справилась с незнакомым словом, - оценив скромность и обаяние Золушки.

Уважительная актриса недоверчиво хмыкнула.

- Ну, он-то, торговый спекулянт, на принца явно не тянет, - и отсела, чтобы не слышать больше средневековой ахинеи, так и не поняв, как ей играть злополучную служанку.

И только дома, наконец, пришло решение. Взяв талисман, она удобно устроилась на диване и, играя сине-фиолетовым светом, вырывавшимся изнутри кристалла, решила, что её героиня не будет благонравной тихоней себе на уме – и зритель не поймёт, и предприниматель не захочет уводить такую. Она должна быть весёлой, дерзкой, активной и знающей себе цену, именно такая будет по душе и зрителям, уставшим от унижений и оскорблений, и предприимчивому бизнесмену, живущему в постоянных рисках. Довольная задумкой Мария Сергеевна поднесла камень поближе к глазам, стараясь заглянуть поглубже внутрь и разглядеть подсказчика, но там была только густая синева. «Загулял бородач!» - подумала огорчённо. – «Обложился жопастыми и грудастыми загорелыми девками и начисто забыл скромную и обаятельную пожилую девушку не в себе на уме, приютившую его по душевной доброте в премерзкую погоду». Она отнесла аметист на место. - «Ну и хрен с ним!» - и вздохнула, снова умащиваясь на диване. – «А жаль!» - Встала, снова взяла талисман, потрясла и энергично потёрла его о халат, но внутри всё равно было пусто. Опять отнесла на телевизор. - «Может, позвонить? Здрасьте, я ваша добрая тётя! И что дальше? О чём говорить? О погоде? О здоровье здоровых людей? Потрепаться об общих знакомых, которых нет? Гады, всё же, эти мужики – придумали, что женщине неприлично навязываться первой, захомутали, подлецы, инициативу, словно паши и ханы. Бедной бабе только и остаётся ждать, когда её поманят жирным пальцем». Тоска одиночества снова стала одолевать её долгими осенними вечерами.