Давид Гроссман - См. статью «Любовь»

— юмор, насмешливо-снисходительное отношение к несуразностям жизни и недостаткам ближних, свидетельствующее об особом мировоззрении и характере человека, склонного подчеркивать смешные и нелепые стороны различных явлений.

1. По мнению Шимона Залмансона, главного редактора детского еженедельника «Малые светильники», юмор следовало считать не только проявлением индивидуального мировоззрения, но в первую очередь единственной истинной религией. «Если бы ты, небех, предположим, был богом, — втолковывал Залмансон Вассерману во время одной из их ночных бесед в помещении редакции, — и пожелал бы продемонстрировать своим адептам весь спектр созданных тобой возможностей, весь калейдоскоп случайных совпадений, открывающих доступ во все миры, все противоречия, всю логику, богатство и многозначность явлений, весь хаос человеческих заблуждений, все формы дезинформации и преднамеренного обмана, которые твоя творческая энергия извергает в наш мир в каждое текущее мгновение, и, допустим, пожелал бы, чтобы тебе служили, как того и заслуживает настоящий бог, то есть без излишних эмоций и лицемерных молитв, без льстивых песнопений, но с ясным сознанием и похвальным здравомыслием, какой способ ты избрал бы? А?»

Залмансон, который, между прочим, был сыном известного раввина, но решительно порвал с религией, в подтверждение своей идеи мобилизовал даже высказывания Бертольта Брехта, определившего юмор как заклятого врага всякой чувствительности.

— Юмор — это дистанция, — любил он повторять слова великого драматурга. — Это взгляд на мир через призму абсурда и нелепости. Безошибочным признаком того, что что-то нельзя считать искусством или кто-то не понимает искусства, является скука. Юмор, — продолжал Залмансон, — это единственный способ, позволяющий познать Бога и его Творение во всей их сложности и совокупности, во всех их совпадениях и столкновениях, во всех деталях и противоречиях и продолжать служить им в радости.

Бог Залмансона, по его убеждению, рассыпает на каждом шагу, на каждой пяди земли множество крошечных праведников, проводников своей доброй воли.

— Ты, конечно, помнишь, Аншел, что встречало нас у входа в святая святых нацистов, в газовую камеру?

Да, разумеется, Вассерман помнит, как не помнить!.. Немцы доставили из варшавской синагоги занавес, закрывавший ковчег со свитками Торы, и укрепили его в проходе перед дверями в газовую камеру. Кстати, то же самое они сделали и в Треблинке. «Это ворота к Господу, праведники пройдут через них», — гласила надпись на занавесе, и, едва увидев ее, Залмансон принялся хохотать как безумный и умер в конечном счете не от удушья, не от ядовитого газа, а от собственного смеха. Ну кто бы мог поверить, что и этим кретинам эсэсовцам не чуждо стремление разнообразить свои суровые будни, развлечь себя невинным розыгрышем и забавным сюрпризом! И еще одно открытие поразило и позабавило Залмансона: оказывается, даже у такого сухаря, как Вассерман, имеется свой «пунктик». Ничего себе отколол штуку: не подвластен смерти — надо же!..

По словам Залмансона, смех представляет собой неожиданную импровизацию культового текста.

— Всякий раз, как я смеюсь, — имел он обыкновение говорить, — мой Бог — разумеется, несуществующий — знает, что в этот миг я принадлежу ему всеми фибрами души, что я постиг Его и Его замысел до самых глубин. Ведь пойми, милый мой маленький Вассерман, Он, да будет благословенно Имя Его, создал мир из ничего. Лишь мрак и хаос существовали в мире, поэтому Он мог взять за образец только этот хаос и добыть материал для строительства только из него. Ну, что ты на это скажешь, мой дорогой галицианин?

Например, в анекдотах и шутках Залмансон видел примитивную, но трогательную и радующую сердца форму служения своему божеству.

— Что такое, в сущности, розыгрыш или насмешка? — спрашивал он. — Произведение малой формы, странный и дерзкий экспромт. Представь себе, стоит себе человек на углу улицы и просто так, под хорошее настроение, рассказывает приятелю нечто такое, чего никогда не было и не состоялось, и все это только затем, чтобы вызвать мимолетную усмешку на его устах. И ведь не станет, не дай Бог, исполнять ему там на углу какую-нибудь прекрасную арию из новой оперы, не вздумает играть на гармошке, но анекдот непременно перескажет к вящему удовольствию обоих! И собираются порой несколько друзей, люди, безусловно, серьезные и весьма занятые, и целый вечер только тем и занимаются, что рассказывают друг другу всякие курьезные случаи и упражняются в необременительном зубоскальстве.