Джон О`Фаррелл - Мужчина, который забыл свою жену

— Полагаю, вы правы…

Мэдди вскинула голову.

— То есть вы согласны, что пропорция семьдесят на тридцать неверно отражает количество оплачиваемой и неоплачиваемой работы, проделанной вами обоими за время совместной жизни?

— Ну конечно, это неверно. Думаю, пятьдесят на пятьдесят было бы абсолютно справедливо. — И я посмотрел прямо на жену. Она выглядела абсолютно ошарашенной.

Повисло неловкое молчание, нарушаемое только безумным жужжанием мухи между рамами. Я даже немножко пожалел, что здесь нет журналистов и огромного, заполненного публикой зала; в этот момент должны были раздаться аплодисменты, переходящие в невнятный гул, который вынудил бы судью звонить в колокольчик и взывать: «Тишина в зале!» Но адвокат Мэдди впал в полный ступор. Беднягу будто запрограммировали только возражать и отрицать, он попытался выдавить пару слов, но безуспешно. Тут мой собственный представитель почувствовал, что пора вмешаться. Он встал:

— Ваша честь, адвокат ответчика подсказывает нужные слова моему клиенту Решение, безусловно, исключительно в ведении суда — после того как мы уже заявили свои требования о разделе в соотношении семьдесят на тридцать. — И нервно махнул мне рукой, заставляя заткнуться.

— Оказывается, мистер Коттингтон, вы и ваш клиент явились в суд, даже не договорившись заранее о том, чего требуете.

«Ага, мистер Коттингтон, — подумал я. — Так вот как зовут моего адвоката».

Я испугался, что судья рассердится, но, кажется, он, напротив, несколько оживился — дело хотя бы немного вышло из накатанной банальной колеи. Формально напомнив обеим сторонам о важности предварительной подготовки и решив отложить решение данного вопроса, пока не будут урегулированы остальные детали, судья шептался о чём-то с пугающе толстым клерком, а я продолжал стоять навытяжку. Я был абсолютно уверен, что поступил правильно, но ноги всё же предательски подрагивали.

И вот тут, в предельно нервной ситуации, во мне проснулось первое негативное воспоминание. Мэдди злобно бранила меня, а я орал в ответ. Я даже почувствовал, как во мне вскипает обида от того, что она беснуется из-за такой ерунды, как батарейка в системе пожарной сигнализации. Новое воспоминание было не совсем чётким, но очевидно, что спор разгорелся, потому что я, видите ли, «подверг семью опасности», вынув батарейку из пожарной сигнализации, чтобы вставить её в фонарик на своём велосипеде.

— Какого чёрта ты не заменил батарейку? — кричала она.

— Забыл, устраивает? Ты что, никогда ни о чём не забываешь?

— Нет, если дело касается безопасности наших детей!

— Хорошо, а это касается безопасности твоего мужа — чтобы его было видно в темноте, на забитых транспортом улицах! Это что, неважно?

— Вообще-то, нет — не настолько. В любом случае, ты мог купить новую батарейку — просто забыл. Забыл о нас, зато помнил о себе, любимом.

Глядя на Мадлен, я и представить не мог, что в её натуре присутствует иррациональная и агрессивная сторона, что она способна настолько разозлиться по такому ничтожному поводу.

Суд перешел к рассмотрению ключевых моментов — решению по урегулированию имущественных требований. Если не достигается соглашение относительно дома, он должен быть продан, но переговоры зашли в тупик по вопросам справедливого раздела денег, мебели и того, кто должен вести дела с агентом по недвижимости. Мне позволили покинуть свидетельское место, но чем больше я слушал аргументы обеих сторон, тем очевиднее становилось, что ни Мэдди, ни я не сможем позволить себе другой дом в районе, к которому привыкли и наши дети, и восхитительный золотистый ретривер. Это означало, что детям придётся переехать и жить далеко от школы либо родителю придётся спать на диване в гостиной; это означало также отсутствие сада, крошечные детские спальни и никакой возможности пригласить к себе друзей и уж тем более оставить их ночевать. Может, следует сохранить дом для детей, подумал я, а мы вполне могли бы по очереди ночевать в той самой палатке, что когда-то пережила ураган в Ирландии.

Очевидное решение всех проблем отчего-то не было предложено никем из присутствующих в зале суда, поэтому я счёл себя обязанным указать на него.

— Простите, ваша честь, возможно ли… изменить мнение?

— Прошу прощения?

— Могу я изменить свою точку зрения? Или уже слишком поздно?

— Вы желаете перейти к другим вопросам относительно имущественных соглашений?