Тьерри Коэн - Я выбрал бы жизнь

— Вот, начинается, — шепнула ему на ухо Жюли.

Звуки скрипки возвестили о начале церемонии.

Жереми не мог видеть двоих вошедших. Они были слишком далеко, и он различал лишь два смутных силуэта, вышагивавшие под музыку. Согласно обычаю, это должны были быть жених и его мать. Они встали под балдахином, затем вошла невеста под руку со своим отцом. Следом шел сияющий от счастья Симон с матерью невесты. Проходя мимо отца, он улыбнулся ему и подмигнул дочери.

Вошло старшее поколение. Когда две тени приблизились к балдахину, Жереми сразу узнал осанку, походку и посадку головы Виктории. Кровь прилила к его мозгу, пурпурно-золотое убранство синагоги поплыло перед глазами. Волнение было так сильно, что он боялся потерять сознание. Но затем оно сменилось иным, отрадным чувством. Он ощутил биение своего сердца, и приятное тепло разлилось по всему телу. Он наконец чувствовал себя живым. Только Виктория еще могла пробудить его к жизни.

Когда она оказалась меньше чем в трех метрах от него, он смог разглядеть ее лицо, и глаза их встретились. Она смотрела на него достаточно долго, чтобы Жереми мог изучить каждую черточку ее лица, понять каждое слово, безмолвно ею сказанное. В ее взгляде сквозила нежность, но и растерянность, и, может быть, немножко — страх. Она все еще была очень красива. Возраст лишь смягчил ее черты, да несколько морщинок залегло в уголках глаз.

«Вот и ты, — говорили глаза Виктории. — Мы снова сошлись вместе после стольких лет, чтобы присутствовать на освящении любви, счастливого результата нашей. Я помню нашу любовь, Жереми. Она могла бы быть невероятно прекрасной, если бы все не рухнуло. Если бы ты не пытался покончить с собой, если бы я раньше поняла, что ты — мужчина моей жизни, если бы тебя вылечили, если бы… просто если бы ты остался тем человеком, который когда-то, в день своего двадцатилетия, сумел в нескольких словах объяснить мне, что я не смогу больше жить, не согреваемая его дыханием. Мы должны были пройти долгий путь и закончить его не так. Должны были прийти сюда вместе. Сидеть рядом, любоваться нашим творением и гордиться этим новым пламенем, которое будет пылать ярче нашего. Но посмотри на нас, Жереми! Ты — в инвалидном кресле, с застывшим лицом. Я — бабушка, прилагающая столько усилий, чтобы выглядеть моложе. И в твоих глазах, которые, кажется, одни только и живут, я читаю те же сожаления об этой потерянной жизни».

И Жереми отвечал ей:

«Да, вот так мы встретились. Невероятно и бессмысленно. Наши пути пересеклись. Еще и сегодня, на пороге смерти, судьба посылает мне образ моего краха и эхо долгого крика моей утраты.

Я пришел проститься с тобой, Виктория, отдать последнюю дань этому шансу, который так коварно ускользнул от меня, точно вода в пригоршне моих иссохших рук, утек, не утолив моей жажды, лишь смочив мои губы и оставив на них ощущение ожога.

Сказать ли тебе, как мне больно за все то зло, что я тебе причинил? Сказать ли тебе, как я жалею о жизни, которую мог бы прожить с тобой? Сказать ли тебе, как я был бы счастлив, если бы мы сидели сегодня рядом и вместе гордо наблюдали, как плод нашей любви продолжает начатую нами историю?

Зачем говорить тебе все это? Чтобы больше помучиться перед уходом или чтобы оставить тебе сожаления, как последний отпечаток моего пребывания на земле?

Я ничего не оставлю, Виктория. Моя жизнь — бездна, черная дыра, поглощающая свет. Черная дыра, Виктория. Длинный туннель, в котором лишь редкие просветы позволяли мне видеть сияние солнца, ощущать ласку ветра, — и снова в темень, в долгий путь без жизни, без тебя, без меня, до следующего просвета. Перед лицом смерти, говорят, надо оправдать свою жизнь, чтобы заслужить превращение небытия в наполненность.

Что же могу перед лицом смерти предъявить я? Лишь несколько дней жизни, смысл которой теряется в минутах до и после?

Я все еще люблю тебя, Виктория, как в первые дни.

Ведь это и есть мои первые дни».

Виктория села в кресло у балдахина, спиной к Жереми. Элегантно одетый мужчина рядом с ней приветствовал Жереми улыбкой, в которой было больше сочувствия, чем вежливости.

Виктория выглядела смущенной, сидя очень прямо в своем кресле. Она знала, что Жереми видит этого мужчину подле нее, и понимала, какие чувства он должен испытывать. Потом гости расселись и скрыли от него Викторию. Жереми почувствовал, как силы покидают его. Он слишком долго старался сосредоточиться, и теперь подступала старческая слабость.