Тьерри Коэн - Я выбрал бы жизнь

Жереми не шевельнулся. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, в надежде снова уснуть и тем ускорить течение этих абсурдных фрагментов жизни.

— Ну же, месье Делег! Вот лодырь-то! Ладно, давайте я вас помою, — продолжал женский голос.

Жереми не понял, что значили эти слова. Он открыл глаза и увидел, что лежит на кровати совершенно голый. Склонившаяся над ним санитарка водила мокрой перчаткой по его ногам.

Он попытался натянуть на себя простыню, чтобы прикрыть наготу. Но рука не слушалась. А когда он хотел запротестовать, из горла вырвались только невнятные звуки. Он не мог сделать ни малейшего движения. Его тело лежало, безвольное и тяжелое, как старое бревно.

Испугавшись, он дернулся с удвоенной силой, но шевельнулась только правая рука. Вытаращив глаза, он посмотрел на санитарку, которая ворочала его, как неодушевленный предмет.

— О! Ну-ка успокойтесь, месье Делег! Я вас просто помою, и все! Ну же, прекратите этот цирк! И не надо так на меня смотреть. Странный он все-таки! Может лежать себе спокойно, как паинька, а потом вдруг, ей-богу, как будто убить готов.

Жереми поискал глазами, кому адресовались эти слова. Он увидел на другом конце палаты еще одну санитарку, которая мыла старика — тот послушно позволял себя ворочать.

— Ну вот, теперь вы чистенький. Сейчас надену вам пижаму и халат. Сегодня у вас, может быть, будут гости.

Поняв ситуацию, Жереми пришел в ужас. Это пробуждение обернулось новым кошмаром, еще хуже предыдущих.

Закончив его одевать, санитарка быстро побрила ему бороду и причесала волосы.

— Теперь вы красавчик, месье Делег. Сейчас я вам покажу.

Она поднесла ему зеркало.

Жереми почти инстинктивно зажмурился. Что он увидит? Надо ли смотреть в лицо этой новой действительности, как он предчувствовал, жестокой?

Но любопытство пересилило — он посмотрелся в зеркало. И сразу же об этом пожалел. На него смотрел пожилой человек. Старик. Морщинистая кожа, впалые глаза, почти совсем седые волосы. А на лбу — выпуклый круглый шрам.

Это видение было ужасно. Оно говорило не только о множестве потерянных лет, но и об отсутствии будущего. На что он мог еще надеяться, немощный, навеки прикованный к этой кровати?

Узник своего тела, он попытался успокоиться и рассуждать здраво. Не означала ли эта ситуация его полную победу над другим Жереми? Он выиграл поединок. И готов был терпеть последствия.

Подошла санитарка.

— Ну вот, а теперь мы покушаем, — объявила она, повязывая ему салфетку.

После завтрака Жереми вывезли на прогулку. Потом, к концу обеда, санитарка прикатила его в столовую. Она принесла ему пирог, в который была воткнута зажженная свечка.

— С днем рождения, месье Делег! — провозгласила она, гордая собой. — Для шестидесяти пяти свечей места не хватило, я поставила одну. Задуйте!

Жереми принял эту информацию с полным безразличием. Шестьдесят пять лет, подумал он. А на вид ему было много больше. Он перепрыгнул двадцать два года своей жизни. Двадцать два года беспробудного сна. Не важно: теперь он ближе к смерти.

Санитарка захлопала в ладоши, призывая к вниманию всех пансионеров в столовой.

— Сейчас мы споем для месье Делега. Ну-ка, хором!

И все старики и старухи, в здравом уме и не очень, веселые, грустные, калеки и паралитики, запели «С днем рождения». Жереми смотрел на них с испугом. Жизнь издевалась над ним. Он и хотел бы смириться с ней, обречь себя на безразличие до самой смерти, но она настигала его, изобретательная и беспощадная. Он был двадцатилетним юношей, заключенным в теле немощного старца. Вокруг него лица — отсутствующие, приветливые или безумные — пели ему об уходящем времени. И тут он засмеялся, истерическим смехом, приглушенным его неспособностью раскрыть рот, смехом безумца, смехом больного, не в силах объяснить, чему смеется.

«Я среди живых мертвецов. Я на своем месте. У меня нет больше семьи. Я один. Как же, должно быть, несчастен тот, кто разрушил мою жизнь! Неподвижный в кресле на колесиках, он ест с ложечки и поет с сумасшедшими!»

Жереми успокоился. Солнечные лучи ласкали его кожу. Санитарка вывезла его на террасу, и он нежился в одиночестве под теплым ветерком.

Ему хотелось умереть сейчас, в этом состоянии покоя и блаженства. Он закрыл глаза, чтобы уснуть, в надежде ускорить свой конец.

— С днем рождения! — сказал рядом голос, который он тотчас узнал.

Перед ним стоял Симон с подарком в руке.

Удивление и радость встречи, но и неловкость от своего жалкого положения смешались в нем, его охватил страх. Чего хотел от него сын? Почему улыбался так приветливо? Он уже видел его таким?