Все слова, буква за буквой, тысячами, вдруг унеслись в грандиозном вихре знаков, похожие на крохотных чернильных насекомых. Буквы-ключики — гвоздики — черные звякающие мириады. И все эти оторвавшиеся, обезумевшие буквы разлетелись по комнате, размазались по стенам, по стеклам. Ни одно слово не уцелело, с листков и конвертов исчезли все надписи, остались только рыжеватые следы ожогов. Бумажное кружево, трепетавшее на дне чемодана. И ни одного слова. Он его тотчас же захлопнул, и, не медля больше, не заботясь о прочих вещах, сбежал. Ушел пешком, в последний раз пройдя по улице Реомюр до Севастопольского бульвара, потом по Страсбургскому бульвару. Чемодан был легок. Он шагал быстро, не останавливаясь, не оборачиваясь.
Город по-прежнему бушевал, развороченные улицы превратились в места прогулок, где шагу нельзя было ступить без громкого оклика. Люди бежали, некоторые пели, другие кричали, все метались и спорили. Город безгранично открылся слову. Разнообразному, живому, подвижному, поминутно импровизировавшему речи, песни, лозунги, брань или искрометные афоризмы, а главное — диалоги меж незнакомцами. Слово упивалось самим собой, шалело от полной свободы, захлестнувшей его со всех сторон, и не всегда знало, что сказать, как в том признавалась одна подходящая случаю надпись: «У меня есть, что сказать, но не знаю что». Важен был сам акт высказывания, разбег, данный слову. Некоторые занимались любовью прямо на улице, тем самым проводя в жизнь один из ходовых лозунгов той весны: «Расстегивайте мозги не реже, чем ширинку». Еще один способ поиграть в санкюлотов, [22] Санкюлот {франц. — sans culotte) — букв, «без штанов».
рискуя лишь тем, что сулит удовольствие на скорую руку.
Но он не видел ничего, и ему нечего было сказать. Серый взгляд Розелена слепил ему глаза, вкус соли иссушал рот. Какому мужчине, какой женщине в этой толпе, упоенной собственным бунтом, мог он высказать то, что сжимало ему сердце с такой неистовой силой? Он был вне игры. Там, где для всех царила утопия и торжествовало вольное слово, для него все оборачивалось безучастностью и немотой. Даже писание отвергло его. Его, с детства хотевшего стать сообщником слов, вдруг вообще лишили всякого слова.
И диплом свой, недавно завершенный после шести лет учебы, он не будет защищать. Никогда. Он оставил его вместе с остальным хламом в своей покинутой комнате. Выстроенный с таким трудом, страстью и старанием, он его больше не интересовал. Ворох потерявших смысл слов. Впрочем, все эти слова, которые он, однако, так долго вынашивал и тщательно взвешивал, быть может, тоже растаяли, словно чернильный воск, прожгли бумагу вместе со страницами его писем и тетрадей. Какое ему теперь дело до этих умствований и копаний вокруг понятия предательства, когда он сам стал мучительным воплощением предателя?
Поезд мчался. Все пейзажи стали лицом. Лицом Розелена.
Он позволил ему прийти к себе, внушил полное доверие, чтобы победить его болезненную робость. «Розелен, — сказал он ему слащавым тоном, — я бы хотел представить тебя остальным моим друзьям. Они будут рады с тобой познакомиться. Один из них устраивает вечеринку, я тебя приглашаю. Все будет очень просто, уверяю тебя, и нас соберется совсем немного. К тому же, я ведь буду с тобой, не оставлю тебя одного. В самом деле, если ты придешь, мне это доставит удовольствие». Розелен сопротивлялся, он боялся людей, как ребенок, которого страшат чужие взрослые, но его друг так настаивал, что он в конце концов уступил. «Ладно, приду, если хочешь… но я робею, ты же знаешь… у меня нет привычки ходить по гостям, к людям… мы ведь ненадолго, а?., и не оставляй меня одного с ними, ладно?» Янтарная Ночь — Огненный Ветер пообещал.
И сдержал свое обещание, ровно наоборот.
Вечеринку устроили у Злыдни, обитавшей в просторной квартире на улице Бют-о-Кай. Готовились старательно и возбужденно. Устроителями были Юрбен, Злыдня, Писарь, Лунатик и еще несколько других. Инфанта не пришла, поиск личных удовольствий удержал ее в другом месте. Вдохновителем же вечеринки был Янтарная Ночь.
Именно он подбросил идею и представил ее таким образом, чтобы прельстить своих подручных: они заманят в ловушку подмастерье булочника, этого хилого идиота, плаксивого болвана, сцапают его своими изощренными когтями и будут играть с ним, как кошка с мышью, — пока не заиграют до смерти.
Янтарная Ночь — Огненный Ветер и Розелен пришли вместе. Как только они переступили порог, дверь за ними была тщательно заперта. Остальные уже собрались, поджидая их. Все были разодеты в пух и прах. Янтарная Ночь ввел своего друга в большую гостиную, где и должно было разворачиваться действо. Он держал его за плечо. Розелен, весь дрожа от робости, стоял прямо лишь благодаря этому дружескому, сердечному и ободряющему жесту. Он принес коробку леденцов и неловко тискал ее в руках. Едва войдя в большую гостиную, они зажмурились от яркого света. Все лампы были зажжены. Хозяйка и другие гости сидели бок о бок на длинном обеденном столе, накрытом восхитительной льняной скатертью ослепительной белизны, держа скрещенные ноги на весу. Стол был пуст, посуда отсутствовала. Казалось, Злыдня и ее сообщники сами решили занять место приборов.
Читать дальше