Николай Веревочкин - Белая дыра

Прокл придвинул лестницу-стремянку, избыточная прочность которой указывала на авторство деревенского мастера. Испуганная бабочка осенним листом запорхала в узком проходе, высвечивая скучные названия томов.

От книги, отмеченной золотой бабочкой, пахло мудростью и плесенью. Это был очень серьезный философский трактат, если даже в Новостаровке, где пристально следили за литературным процессом, где жил собственный драматург, ее так никто и не удосужился прочесть. Многие листы были не разрезаны. А между тем книга была выпущена в 1913 году. Уж казалось бы…

Никем не прочитанная, она тем не менее имела свою историю и свою тайну. Между страницами Прокл обнаружил засушенный лист клена. Когда он был сорван, где и кем сохранен? О каком событии напоминал владельцу или владелице книги?

Как и все библиотечные книги, на 17-й странице она была проштампована незамысловатым экслибрисом, больше похожим на казенную печать, но при этом имела дарственную надпись: «Дорогому внуку от дедушки. Прочти, когда тебе исполнится 33 года». Неповторимая, как полет бабочки, роспись.

Тридцать три года ему исполнялось через неделю с небольшим. Подивившись совпадению, Прокл внимательней присмотрелся к дате дарения. Она совпадала с днем и годом его рождения. Это слегка напугало, как если бы он нечаянно прикоснулся к оголенному проводу. Прокл вытащил чистый лист из накладного кармашка, потревожив рыжего таракана. Он вылез из бумажного домика и в недоумении шевелил усами.

Кроме этого мерзкого насекомого, никто не интересовался «Философскими письмами», изданными в Санкт-Петербурге в 1913 году тиражом в триста экземпляров. Книга, несмотря на почтенный возраст, была, несомненно, девственна. Прокл как живую пожалел старую деву и неизвестного ему автора, Трофима Нежданова. Он попытался представить, как отпечатанная в Санкт-Петербурге, книга попала в Новостаровку, через сколько рук и событий прошла. Отчего не сгорела в буржуйке в Гражданскую или Отечественную? Кто был ее хозяином — ссыльный или эвакуированный? Была ли она в числе запрещенных или мысли, высказанные Трофимом Неждановым, были банальны и потому безвредны. Сколько, поди, вьюг понаслушалась, нечитанная. Во всяком случае, жизнь у нее была замкнутой. Она ни с кем не делилась мыслями, самодостаточная и угрюмая. Возможно, кто-то ее ищет, с ног сбился, а она, последняя из тиража, лежит себе в Новостаровке, гордая и никому не нужная. Но, скорее всего, никто ее уже не помнит, ее как бы и нет.

Потом Прокл стал вспоминать все, что он знал о своих предках. Дед по отцовской линии был пимокатом и вряд ли интересовался философией. Что же касается деда по материнской линии, о нем Прокл вообще ничего не знал, а сейчас и спросить было не у кого.

— Я это возьму почитать? — спросил Прокл Людмилу.

— Конечно, конечно! Интересуетесь философией? У нас специальный раздел есть — Гегель, Кант…

Но в это время словно под ударом тарана распахнулась дверь и в библиотеку вбежала запыхавшаяся девочка. Соломенные волосы ее были спутаны ветром, а из одежды ничего, кроме трусиков, на ней не было.

— Мама, мама! — закричала она в панике, — Кузнецова коза в наш огород залезла!

— Так выгони ее.

— Ага там, умная какая! Выгонишь ее. Она со мной не считается. Чуть совсем не забодала. Говорила папке: залатай в плетне дыру, так не послушался. А теперь она всю капусту в огуречнике сожрет.

— А где же твое платьице?

— Так я и говорю — на рогах у козы. Она меня совсем за человека не считает.

Извинившись, библиотекарша выбежала вслед за дочкой. И так посмотрел ей вслед Прокл, что проницательный директор сказал с долей соболезнования и ехидства:

— Да, да. Замужем она. Так что напрасно ты из себя Савву Морозова корчил.

Прокл проследил полный сарказма взгляд директора и уткнулся глазами в собственные изрядно поношенные джинсы, крепкие, но сильно потертые башмаки, рюкзак с торчащей ручкой металлоискателя.

— По одежде встречаете, Додон Додоныч? — спросил он хмуро.

— Что-то не встречал я бизнесменов, которые бы по делам на рейсовых автобусах ездили, — поделился сомнениями директор и спросил, хмыкнув, — и сколько же ты платить Людмиле думаешь, господин меценат?

— Ну, — посмотрел Прокл задумчиво в окно на штормящее озеро, — по возможностям.

— А деньги-то у тебя на обратную дорогу есть?

— У вас занимать не буду, — холодно отрезал Прокл. — Кстати, когда автобус уходит?

— Ушел уже.

— А следующий?