Рустам Ибрагимбеков: Сложение волн

Притащив к билетным кассам довольно тяжелый чемодан, он обнаружил, что маршрутных такси здесь как не было в прошлом, так нет и сейчас. Обычные же машины, несмотря на высокий авторитет Алиева, требовали за проезд гораздо больше, чем до начала борьбы с коррупцией.

Переговоры с несколькими водителями закончились безрезультатно, и он покрыл всех матом. Но, к сожалению, переполненный чувством обиды за обманутые народные ожидания, этим не удовлетворился.

— Алиев! Алиев!.. Какой Алиев?! — кричал он, как на многолюдном митинге. — Не Алиев вам нужен, а Кальтенбруннер. Разворовали всю страну, а теперь борцов с коррупцией из себя строите. — Обличение власти продолжалось и после появления трех милиционеров; более всего их возмутило сравнение руководителя республики с каким-то Кальтенбруннером — личностью им не известной и, судя по звучанию фамилии, малопочтенной. Дружно навалившись, они с такой силой прижали его лицом к родной земле, что крики, которые он не прекращал, перешли в невнятное мычание. Потом они вывернули ему руки за спину и сунули в милицейский «газик». В ближайшем вытрезвителе было установлено, что у него сильная степень опьянения, а в расположенном рядом районном суде кудрявоголовая, сильно накрашенная женщина осудила его на десять суток.

Три дня Эльдар подметал улицы города, пока кто-то из прохожих его не узнал. Оставшиеся дни заменили на денежный штраф, но он улетел в Москву с ощущением человека, вернувшегося на родину после изнурительного плена.

Тогда-то он и понял, как привязан к Москве.

Впервые в столицу его двенадцатилетним мальчиком привез отчим. Названия ресторанов, в которых они просиживали во время его командировок, он не запомнил. Зато через много лет, войдя в ресторан «Берлин» (раньше он назывался «Савоем», но потом опять вернулось старое название), он по зеркальному потолку узнал этот зал и вспомнил, как отчим долго договаривался с официантом, чтобы тот вместо советского пива принес немецкое; за большие деньги просьба была исполнена, но из соображений конспирации пиво было из бутылок перелито в запотевший от холода графин.

Вспомнил он и кафе «Националь», куда в начале шестидесятых его, молодого аспиранта, привел коллега — выдающийся физик, засекреченный итальянец, живший в Москве под вымышленной фамилией. Несколько лет он почти ежедневно завтракал здесь за одним столиком с поэтом Светловым и бородатым искусствоведом Рапопортом. Иногда к ним присоединялся и семидесятилетний поэт Павел Антокольский, который при знакомстве, выставляя ладошку, называл себя Павликом.

Примерно в те же годы он познакомился с Академиком. В середине шестидесятых еще существовали студенческие скидки на авиабилеты, и Эльдар собственноручно продлил срок действия своего студенческого билета, чтобы слетать на Новый год в Баку. Возвращаясь в Москву, в автобусе по пути в аэропорт он рассказал какому-то знакомому о том, как ловко обманул «Аэрофлот». И тут в разговор неожиданно вмешалась сидящая рядом девушка. Поправляя волосы, она сообщила, что за подделку студенческого билета его снимут с рейса. Дальше они ехали молча.

У трапа самолета Эльдар увидел соседку по автобусу, облаченную в форму стюардессы, и прочитал в ее глазах беспощадный приговор. Ситуация казалась абсолютно безвыходной. Но вдруг вмешался усатый высокий мужчина, который ехал с ними в автобусе и, видимо, слышал их разговор. (Несмотря на собачий холод, он почему-то был в пиджаке и без головного убора.)

— Этот парень со мной, — сказал он стюардессе. И та почему-то не посмела ему возразить. Может быть, потому, что знала его, а может быть, из-за звезды Героя Советского Союза, которая висела на лацкане его темно-серого пиджака.

В самолете они оказались рядом. Это уже было похоже на чудо.

— Что же ты такой болтун? — спросил усатый герой и вытащил из потрепанного портфеля бутылку водки и два бутерброда с краковской колбасой. На вид ему было лет сорок. Длинные рыжеватые усы делали его похожим на запорожского казака со знаменитой картины Репина. Пили они молча, неслышно чокаясь бумажными стаканчиками, выданными той же стюардессой. Потом усач заснул. А проснувшись перед посадкой в Москве, деловито завернул ступни в газету и сунул их в довольно разношенные осенние туфли.

— Газета — лучшее средство от мороза, — сказал он, поймав удивленный взгляд Эльдара.

У трапа его встречала целая делегация. В Москве в те дни проходила сессия Академии наук СССР, а усатый Герой Советского Союза оказался единственным азербайджанцем, действительным членом Академии наук СССР и руководителем какого-то межотраслевого координационного совета, объединяющего десяток научных заведений страны.