Рустам Ибрагимбеков - Храм воздуха

— Это пусть тебя не волнует…

— А мои родители? Представляешь, что с ними будет? И вообще… это же позор! Весь город будет знать. Что обо мне будут говорить?! Позор на всю жизнь. Никогда не простят.

— А я тебя, думаешь, прощу?

Гюля не ответила на вопрос Юсифа; она отвернулась к стене и заплакала.

Юсиф подошел ближе, положил руку ей на плечо, она повернулась и спрятала лицо у него на груди.

— Что делать? Что делать? — повторяла она, не переставая, и слезы, обильно льющиеся из её глаз, ощущались Юсифом сквозь рубашку.

Мне удалось познакомиться с сыном Юсифа в азербайджанском посольстве в Москве 2 марта 1999 года, на приеме по случаю праздника весны, Навруз Байрама. Он выслушал меня с вежливой приветливостью, но долго не мог понять, о каком письме идет речь. А когда окончательно выяснилось, что письма моего отца он не получал, я, в окружении множества жующих людей с рюмками в руках, начал торопливо рассказывать о болезни сына. При этом, конечно же, было упомянуто, что наши отцы были друзьями, а матери близкими подругами. Но по невнятной реакции я понял, что президент «Сибойла» почти ничего не знает о своем родном отце.

Виктор сидел в окружении соседей, родственников и друзей. Мой отец и дядя Джавад, который вскрывал очередную банку американской тушенки, оказались рядом и старались не встречаться взглядами.

— Где же ты пропадаешь? — обрадовался Виктор. — Все здесь, а тебя нет, — он говорил по-азербайджански чисто, без акцента. — Садись…

Какая-то тетка уступила Юсифу место, перед ним поставили чистую тарелку, налили водку.

— За твое возвращение, Витя, — сказал Юсиф по-русски. — Тетя Маруся, поздравляю.

— Спасибо, сынок, спасибо, — тетя Маруся подложила Юсифу вареной картошки, — видишь, какая у нас радость…

— Как ты? Давно вернулся? — Виктор погладил усы, ласково разглядывая Юсифа.

— Десяти дней нет, — ответила за Юсифа тетя Маруся.

— Работаешь?

— Нет ещё…

— Он же контуженный, — объяснила тетя Маруся.

— Это не страшно. С помощью Аллаха все преодолеем, — улыбнулся Виктор. — Ты, кажется, что-то хочешь сказать? — спросил он у Джавада.

— Я хочу, чтобы мы подняли бокалы за тетю Марусю, — Джавад говорил по-русски бойко, но смешно коверкал некоторые слова.

— Да пили за меня уже, — для виду воспротивилась тетя Маруся, хотя чувствовалось, что внимание товарищей сына ей приятно.

— Тетя Маруся нам всем как мать, — сказал Джавад, — с детства чуть что — к ней прибегали. Сегодня у всех нас большая радость, но больше всех радуется она. Давайте выпьем за её радость и в её лице за всех наших матерей.

Все дружно подняли бокалы.

— А твоя Гюля, говорят, замуж вышла? — негромко спросил Виктор, пока Джавад говорил тост. — За сына ювелира?

— Тебе кто сказал?

— Сволочи. Пока мы воевали они тут жизнь свою устраивали. Ну ничего, наведем порядок. Теперь наша очередь погулять!

На вокзальном перроне, у раздачи кипятка толкались люди с чайниками, бутылками, кружками. «Подельник» отца Фируз появился за несколько минут до отхода поезда Баку—Ростов в сопровождении родственников. Пока один из них предъявлял билет, а другие шарили глазами по толпе, опасаясь слежки, Фируз торопливо обнял Юсифа и сказал:

— Твой отец ни в чем не виноват. Его обманули. Он не знал, что накладные фальшивые.

— Почему же он на суде признался?

— Сеид-рза уговорил. Это его дела: миллионы наворовал за эти годы, а мы ничего не знали, возили себе хлеб по магазинам. А когда нас задержали, Сеид-рза договорился со следователем, они заменили накладные и получилось, что лишний хлеб как бы краденый: раз в накладных он не указан, значит мы, шофера, его сами украли с хлебзавода.

— А вы почему молчали?

— Сеид-рза уговорил: сказал, что за накладные ползавода посадят. А если мы промолчим, он на суде нас вытащит, мы-то ни в чем не виноваты. И вообще, сказал, что этот ворованый хлеб голодающим детям предназначался, детскому дому какому-то. Ну мы и поверили. А он на суд даже не пришел. И нам влепили по десятке.

— От чего отец умер? — спросил Юсиф, когда родственники уже потащили Фируза к поезду.

— Сердце. Переживал очень, что люди так правду и не узнают. — Фируз уже стоял на подножке; поезд тронулся, — Я все написал куда следует. Ответа жду. — Проводник втянул его в тамбур. — Если что со мной случится, знайте, что это дело рук Сеидрзы, — последние слова Фируза были обращены не только к Юсифу, но и к родственникам, оставшимся на перроне…