Утром, встретив жену Панюшкина в магазине, Наталья Петровна открыла было рот, но так ничего и не сказала из того, что вертелось на языке. Она скорее симпатизировала безалаберной секретарше, чем куркулистой Капитолине.
Когда Василий в очередной раз заглянул — предупредить, что идет к Зине, Наталья Петровна не выдержала:
— Послушай, у тебя это серьезно? А как же семья? Собираешься разводиться?
— Разводиться? — поразился Панюшкин. — Зачем?!
— Не суйся не в свое дело, — сказал Шапошников жене.
— Пусть, — примирительно замахал руками гость, видя, что пианист сердится, а хозяйку его слова расстроили. — Пусть. Я Зине за матерью ухаживать помогаю и вечерами через парк провожаю — она темноты боится. А больше ничего.
Этот детский лепет на лужайке Наталью Петровну обмануть не мог. Странный роман ей определенно не нравился. Сама мысль о том, что этажом выше, под ее покровительством прелюбодействуют пожилые любовники, была оскорбительна. Наталья Петровна полагала, что у мужа тоже случались женщины, но, видимо, он охладевал к ним быстрее, чем она успевала удостовериться в измене. Впрочем, даже неподтвержденный факт вызывал у нее отвращение. А тут — сама руку приложила. Наталья Петровна чувствовала вину, к тому же солидарность обманутых жен сидела у нее в подкорке — так матерные слова одни вылетают неизменными из уст инсультника, потерявшего связную речь.
Неожиданно для себя она спросила Капу, которая пришла одолжить утюг — свой перегорел как раз во время большой глажки:
— Василий здоров? Что-то давно не заходил играть.
Капа глазом не моргнула. Жизнь недаром ее мяла и терла. На горошине она не споткнется.
— Здоровее некуда. Шляется где-нибудь. Главное, спать домой приходит.
Она двусмысленно хихикнула, и Наталья Петровна почувствовала себя по меньшей мере идиоткой.
На другой день Панюшкин возвратил утюг и принес большую сочную грушу в кармане безразмерных штанов. Под глазом красовался фингал.
Зная крутой нрав Капитолины, Шапошников расхохотался:
— На шкаф ночью наткнулся? Засветло возвращаться надо, Ромео.
Васька, сосредоточенно расставляя шахматные фигуры на доске, буркнул:
— Какая-то она на старости лет неуживчивая стала. Ревновать вздумала. С чего? Твои — белые.
Сделали по нескольку ходов, и Шапошников, уверенно развивая ферзевый гамбит, вернулся к прерванной теме:
— Выбор жены — дело тонкое. Или она должна быть такой тупой, чтобы не замечать твоих шалостей, либо настолько мудрой, чтобы их прощать. Удобную любовницу найти еще сложнее, самые подходящие — хористки или танцовщицы кордебалета, жаль, в вашем захолустье не водятся. Талант им не досаждает, а ум и стыд примерно в равной пропорции и в большом разведении.
Наталья Петровна, которая, как думал Шапошников, спала после обеда на балконе, внезапно подала голос:
— Тебе-то откуда известно? По личному опыту? Или это обобщенное мужское знание?
Прежде Наталья Петровна обходила подобные темы — мало ли что может обнаружиться, слово ненужное в азарте в ответ вылетит, потом не вернешь, а оно все испортит. Но в нее будто бес вселился, к тому же она злилась — не могла простить себе вчерашнего разговора с Капитолиной.
Реплика прозвучала так резко, что Василий почувствовал неловкость и невольно втянул голову в плечи. Жене пианиста жест показался обидным, хотя нового тут не было ничего — находиться все время рядом со знаменитостью, пусть и бывшей, не большой подарок, а если начистоту, то и вовсе наказание. Даже примитивный Панюшкин видит ее униженное положение.
Замечание жены нисколько не смутило Шапошникова, скорее развеселило.
— Вот видишь, друг Горацио, — ободряюще подмигнул он Ваське, — женщины — это тебе не шахматы. То, что утром подчинялось твердому закону, после полудня, может случиться, не управляется ничем. Женщины — фигуры многозначные и ведут себя на игровом поле непредсказуемо. Но куда деваться? Мы обречены Создателем, разделившим нас по половому признаку. Кстати, несправедливо атрибуты этих признаков считать срамными. Дырка в носу или в ухе — это нормально, а в противоположной части тела — неприлично и требует завесы. Издержки цивилизации: в Древнем Риме фаллосу поклонялись и устраивали в честь детородного органа праздники и шествия, а огромный член из глины или камня, укрытый дорогой тканью, несли на носилках, как теперь статую Богоматери во время крестного хода.
Панюшкин недоверчиво хмыкнул и взял белую королеву: за разглагольствованиями партнер проглядел простую комбинацию.
Читать дальше