Елена Колина - Через не хочу

И — вот оно, на этих строчках она всегда начинала плакать: «Конечно, и то, и другое замечание делается мной лишь для настоящего времени в предположении, что эти оба выдающиеся и преданные работники не найдут случая пополнить свои знания и изменить свои односторонности». …Он отмечает их недостатки лишь для настоящего времени, надеясь, что они изменятся, научатся… Какой великий по нравственным качествам человек! Если бы Ленин остался жив, не было бы московских процессов.

И как всегда, она стала думать: он был человек из плоти и крови, он был болен. Письму предшествовал конфликт Сталина с Крупской, которая требовала беречь Ильича от волнений. Конечно, она была на стороне Крупской и как коммунист, и как женщина. Долг жены — беречь мужа.

Ольга Алексеевна вздохнула и — в тысячный раз — подумала: если бы страна развивалась по ленинскому пути, не было бы крови миллионов, голода, и войны бы не было… И сейчас не было бы зарвавшихся брежневских коррупционеров, не было бы у них с Андрюшей таких неприятностей, не было бы этого мучительного месяца…

С примирения родителей с Аленой прошло три месяца. Их молчаливое объятие втроем было для Ольги Алексеевны болезненно саднящим воспоминанием, она впервые почувствовала Аленину взрослую родность, слабость мужа, ну, и себя соответственно почувствовала слабой и немолодой, и все это новое ей не понравилось — лучше бы все оставалось как было: они с Андреем Петровичем непобедимо сильные, а Алена — любимый несносный подросток. Но все это были незначимые подробности внутреннего мира. Ольга Алексеевна держалась безупречно, и чем мрачнее становился Андрей Петрович, тем спокойней казалась она — для него. И, как идеальная боевая подруга, ни разу не произнесла глупого хлопотливого «Ну как там?» или «Что ты мне ничего не рассказываешь?!».

Но ведь она была живая боевая подруга. Молчала-молчала и не выдержала.

— Я не волнуюсь конкретно из-за этой истории с подпольным цехом, просто ты не такой, как бываешь обычно, когда у тебя неприятности… — сказала Ольга Алексеевна.

Это была ложь. Он был совершенно такой , а она волновалась конкретно, история с подпольным цехом могла закончиться для него плохо, но как именно плохо?..

В Москве продолжались громкие процессы. Новая метла по-новому мела, и мела очень показательно. Звучали слова «борьба с теневой экономикой», «участие московской партийной верхушки в преступных злоупотреблениях», «взяточничество высокопоставленных партийных работников», и даже «злоупотребления ближайшего окружения Брежнева», и даже — !!! — «за взяточничество получил срок секретарь Брежнева»…

Ольга Алексеевна воспринимала все это с восторгом, всей душой была за очищение партийных рядов. Но — ирония судьбы — сейчас очищение партийных рядов было против Андрюши. И совсем уж изысканная ирония судьбы — ее муж был совершенно чист, не замешан в злоупотреблениях и идеально подходил для того, чтобы попасть под кампанию. Избегая аналогии со сталинскими годами, она не говорила «московские процессы», но ассоциация, от которой она не могла избавиться, была, была! В тех московских процессах безвинно пострадали честные ленинцы, а в этой кампании мог безвинно пострадать ее муж, честный человек.

— Андрюшонок, ты понимаешь, что мне ужасно обидно? Получается, что все это — борьба с коррупцией, с партийными злоупотреблениями, все это хорошее, светлое, правильное сейчас нам не на руку… — сказала Ольга Алексеевна и поморщилась своему неожиданно выскочившему просторечию. «Не на руку» — какое-то воровское, нечистое выражение!.. Так нелюбимые ею просторечия отчего-то все чаще забредали в ее монологи.

— Все хорошее, светлое, правильное сейчас может выйти нам боком, — сказала Ольга Алексеевна и удивилась — опять просторечие.

— Хорошо хотя бы то, что тебя ничего не связывает с участниками преступной цепочки, ты никому из них не сват, не брат, — сказала Ольга Алексеевна.

— Вот черт, опять просторечие, так и прут из меня, так и прут… Что это со мной?.. — сказала Ольга Алексеевна.

Кажется, она говорила сама с собой. Смирнов не отзывался ни словом, ни жестом, ни взглядом… Нет, жестом он все же отозвался, рефлекторно почесал за ухом, и Ольга Алексеевна бросилась на него, как хорошо обученная овчарка, — это был кодовый знак, он всегда тер за ухом, когда хотел соврать.

Ну, и он ей рассказал.

…Плохое случалось с другими, но не с ними, не с ними!.. В сущности, Ольга Алексеевна думала как Алена, что с ними ничего плохого случиться не может, что страшное их минует… Каким бы спокойным ни казался Андрей Петрович, как ни уверял ее, что новая информация никак не меняет дела, не упрощает и не осложняет, просто никак , ей стало ясно — может быть, что не минует.