Михаил Веллер - Своими глазами (сборник)

В углу вагона мальчик и негритянка сидят напротив старика.

— Как они нашли? — спрашивает мальчик.

— ЗАГС. Паспортный стол. Архив МВД, — снисходит старик.

— Они — что?! Из милиции?! — мальчик в ужасе.

— Сейчас многие совмещают работы, — пожимает плечами старик.

— Куда мы едем? — деловито спрашивает негритянка.

— Россия — страна деревень, — отвечает старик. — Сможешь сравнить русскую деревню с африканской.

Главарь и свита входят в разгромленную квартиру.

— Жека. Никола. — Главарь задумчиво смотрит на трупы… — «Спецна-аз»… Учитесь, пока живы, как старая гвардия работает.

Садится, трогает тарелку:

— Еще жратва теплая… — Нюхает негритянский плов, с перехваченным дыханием утирает слезы.

— Устал? — ласково спрашивает у начохраны. — Все бегаешь… Выпей, — наливает фужер водки, подносит стоя — тот выпивает.

Ласка главаря страшнее ярости: садизм убийцы. Свита трепещет.

— Закуси, — набирает большую ложку адского варева. — Небось ведь куска в рот кинуть некогда?

Начохраны покорно разевает рот — ложка вдвигается. Дыхание встало, из глаз слезы, ложка торчит во рту: не смеет поднять рук.

Переходят в кухню. Там на столе, приготовленная к запеканию, лежит здоровенная рыбина — в кружках моркови, петрушка во рту.

Главарь выплескивает на свиту кастрюлю компота:

— Передохнули, ребята? — заботливо спрашивает. — А то ведь у нас завтра большой день — не забыли? Похороны. Или его, или ваши.

Рыбой гладит советника по лицу. Зловеще — срываясь в крик:

— Я т-тебя научу… рыбку ловить!! — сует рыбу ему в штаны.

На берегу старик с удочкой ловит рыбу. Кусты, мычание коров.

Рядом сидит с удочкой мальчик. У него клюет. Выдергивает — пустой крючок.

— Главное в рыбной ловле — терпение, — поучает старик.

У него тоже клюет. Осторожно ведет — и подсекает: вылетает из воды тоже пустой крючок.

— И умение, — бурчит мальчик.

Наживляют червячков из одной банки и закидывают удочки.

— Вообще-то главное в рыбалке, конечно, удовольствие. — Старик.

— А я думал — выпивка, — непокорно бурчит мальчик.

Из кустов появляется негритянка — в сапогах, ватнике, платке.

— Хозяюшка говорит — баня готова, — зовет она.

Старик, негритянка и мальчик парятся в деревенской баньке — нагишом, естественно, в тусклом освещении.

Старик лежит на полке, они охаживают его в два веника.

— В дере-евне жить надо, — блаженно кряхтит, постанывает он.

…Старик отдыхает на нижнем полке, теперь мальчик банит негритянку — завороженно припал глазами к ее телу.

— Ты так смотришь, — невинно говорит она. — Ты никогда не имел женщину?

— Отдери-ка мне его, — велит старик. — Отжарь.

Негритянка кладет мальчика и лупит веником.

— Здесь не горячо? — прижимает веник ему к низу живота.

— Ты что, не поняла? Трахни его! — приказывает старик.

Она садится верхом на мальчика. Движется, быстрее, скачет, вскрикивает.

— Тише, — охолаживает старик. — Важное дело спешным не бывает.

Мальчик ахает в оргазме, они кончают.

— Теперь ты понял, что такое баня? — поясняет старик.

…Они намыливаются, мальчик трет нагнувшейся негритянке спинку, груди ее качаются. Белая пена на черном глянцевом теле.

…Визжа и ухая, окатывают друг друга холодной водой.

В избе у стола — они втроем: свежие, распаренные. Картошка, огурцы, сало, сметана. Бутыль самогона. Керосиновая лампа.

Хозяйка печет блины. Подсаживается к столу: бедная пожилая беззубая баба.

— А что ж электричество не горит? — Старик наливает стаканы.

— А солярки для движка не стало, — отвечает она, беря стакан: — С легким паром вас.

Пьют, закусывают, макают блины в сметану.

— Самогон требует сала. — Старик.

— И соленого огурца. — Мальчик явно возомнил, вставляет слова.

— Нравится? — ревниво спрашивает хозяйка негритянку.

— Мало перца, — отвечает та, уплетая блины.

— А что у вас едят? — с превосходством спрашивает хозяйка.

— Вкуснее всего человечье мясо, — доверительно отвечает та.

И все хохочут над реакцией подпрыгнувшей хозяйки.

…Все окосели, отвалились. Старик сминает пустую сигаретную пачку. Мальчик смотрит в ужасе: неужели погонит ночью в деревне красть сигареты?! Хозяйка видит, приносит махорку и кусок газеты.

— Теперь можно и музыку, — говорит старик, ловко вертя самокрутку, прикуривает и сует в рот негритянке, вторую делает себе.