Михаил Веллер - Своими глазами (сборник)

— Джентльмен — и без костюма джентльмен. А покупать мне не позволяют принципы. Если все принадлежит богу — то почему мне не пользоваться необходимым? Я возьму костюм вместе с деньгами — если они окажутся в карманах.

Главарь:

— Что ты задумал?

Парень:

— Мы откроем счет в банке.

Главарь:

— В том самом? Боюсь, они так обрадуются, что не захотят нас отпускать.

— У тебя не ум, а стальной капкан. Разве мы посетили уже все банки? Остались и еще — про черный день.

Банк, анархист-проповедник: костюм джентльмена, трость:

— Я хочу снять со счета. Присмотрел подходящую усадьбу.

— Пожалуйста, сэр.

Кассир открывает сейф в кладовой. Рядом возникает главарь, бьет его. Вбегают бандиты, стрельба, все ложатся на пол. Выносят деньги, уносятся.

Плакат с портретом парня на стене: 1000 за поимку.

Банда догоняет поезд, захватывает, рвет динамитом сейф, течет золото.

Плакат с его портретом: 3000 за поимку.

Респектабельные джентльмены играют в карты в задней комнате салуна. Входят бандиты во главе с парнем, все поднимают руки: золото, перстни, золотые портсигары — сгребаются в мешок.

Плакат: 5000.

Торжество в зале с хрустальными люстрами: скатерти, серебро. Бандиты возникают в окнах и дверях.

Главарь — светской красавице:

— Ваша красота не нуждается в оправе, синьора.

Она снимает серьги, перстни, колье и кидает в шляпу, подставленную бандитом. Главарь целует ей ручку и щелкает шпорами. Она смотрит на бледного, дрожащего мужа и в ярости дает ему оплеуху. Он: «Не сердись, дорогая, я куплю тебе новые». И получает по другой щеке.

Анархист-проповедник вертит вилку, сует ею в рот что-то, жуя:

— Серебро! Наконец я смогу есть вилкой и ножом, как подобает порядочному человеку! — Сгребает серебряные приборы в мешок.

Парень:

— За любовь, леди! — Пьет и бьет бокал.

— За удачу, джентльмены! — Главарь делает то же.

Офицер в эполетах шипит сквозь зубы:

— Негодяи!

— Где же ваша офицерская вежливость, полковник?.. — укоризненно качает головой парень и двумя выстрелами сшибает с его плеч эполеты.

Анархист, уходя последним, с мешком, от порога:

— Простите за беспокойство! — снимает шляпу. — Но бедным мальчикам так хотелось на праздник… И взываю к вашему милосердию: не обращайтесь к полиции — зачем множить число вдов и сирот.

Плакат с портретом парня: 20 000 за живого или мертвого.

Кабинет полковника:

— Бездельник! Олух! — Он срывает петлицы и шевроны с сержанта. — Вон!! — И машинально трогает, держатся ли на плечах его собственные эполеты, отстреленные накануне.

Сержант один у себя: бьет по лицу парня на плакате и трясет ушибленный кулак: «Ну погоди, сука!» Коля пальцы иглой, со зверской рожей неуклюже пришивает шевроны толстенной бечевкой, пробуя на прочность.

Парень, лежа при свече в палатке, прислушивается: голос дочери хозяина:

— Неужели ты забыл, что обещал мне?..

— Ты хочешь мне что-то напомнить? — вкрадчивая угроза в голосе главаря.

Он и она — стоят под звездами у куста.

— Ты больше не любишь меня?.. И боишься сказать это? Какие все мужчины трусы!

— Кто играет со смертью — не боится ничего, — холодно говорит главарь. — А любовь моя стоит дорого, крошка, ты знаешь.

— Прежде плата тебя устраивала…

— А теперь — нет.

— Вспомни — я все тебе отдала!..

— Спасибо. Если хочешь — возьми обратно. — Он глумится.

— Подлец!

Он звонкой пощечиной валит ее наземь:

— Ну, так тебе понятно, что ты мне надоела, потаскуха?

Она мотает головой:

— Ты?! ты говоришь мне это?., как ты можешь!..

— Я все могу, пора бы тебе и знать. — Главарь поворачивается, чтобы идти, и натыкается на парня. Тот, глухо:

— Проси у нее прощения.

— Поди прочь!

— Я не повторяю дважды.

— А я повторяю: прочь с моей дороги!

Тяжелая пауза.

— Ты сделал роковую ошибку, — говорит парень и страшным ударом рушит его на траву.

Девушка приходит в себя.

— А, благородный рыцарь! — саркастически. — Священные воспоминания, честь дамы! — Кричит: — Я шлюха, шлюха, шлюха, а не дама! У меня нет чести — такие, как ты, лишили меня ее. И не только ее — права на честь, памяти о чести — ничего у меня нет! Грабители, бандиты, убийцы — будьте вы все прокляты!

Ну что же ты молчишь? А, нечего сказать. Ну, так ударь меня, ведь ты настоящий мужчина — меньше слов, больше дела! Или ты хочешь другого, а? А-а… — начинает расстегивать ремень брюк.

— Замолчи! — он трясет ее за плечи.

— Ну нет, я скажу все! Ты был рабом — а стал убийцей! Раны на твоей спине зажили — раны в душах вдов и сирот, чьих отцов и мужей ты убил, не заживут никогда. Лучше бы отсохли мои руки, ласкавшие тебя в ту ночь — единственную ночь моей жизни, когда я была счастлива… — Она плачет, обессилев. — Иди… убивай и грабь дальше. Жги дома… разоряй фермеров и золотоискателей… ведь ты настоящий мужчина, что тебе закон, он только для слабых, для вдов и сирот, для жалких неудачников, стреляющих не так метко, как ты…