Александр Гроссман - Образ жизни

В обкоме вахтёр потребовал партбилет. Пётр развёл руками. Пришлось звонить в приёмную и объяснять, что дело срочное, касается фасонных профилей, и его пропустили. В приёмной сидели солидные дядечки. Пётр настроился на долгое ожидание, но его пригласили, как только секретарь освободился.

— Что нового на фронте профилей? — спросил секретарь. Пётр открыл коробку и протянул её через стол. — В порядке подхалимажа. — Секретарь взял коробку, стал расспрашивать для чего каждый профиль.

— Если вам интересно, я могу прислать пояснение к каждому профилю.

— Да, пригодится. Так с чем пожаловал?

— Все эти профили дело рук тех двух слесарей, которых вы помогли перевести с машзавода. Мы только начали разворачиваться и тут такое дело. — Пётр рассказал вкратце, что привело его в обком, и протянул объяснительные записки.

— Интересный сигнал, — сказал секретарь, просмотрев записки.

«Так я чего доброго в штатные стукачи попаду», — подумал Пётр.

И точно в ответ на эту мысль секретарь сказал: — Будет что интересное — заходи. Бумаги оставь. Ты им веришь?

— Как себе, — ответил Пётр. Попрощался и вышел. Солидные дядечки проводили его взглядом и переглянулись.

— Вы всё же подстрахуйтесь в канцелярии, — попросил он Виктора Григорьевича. Прошла неделя, потом вторая — бумага не поступила. Слесари работали молча в тягостном ожидании неизбежного. Неожиданно позвонили из милиции. Спросили Коваля П.И. и довольно вежливо попросили прийти с рабочими. Начальник райотдела указал на стулья. — Присаживайтесь, товарищи. И чего было обком беспокоить? Пришли бы ко мне и всё уладили. Меры приняты, виновные понесли наказание.

«Стал бы ты меня слушать, — подумал Пётр, — а так живо вытянулся по стойке смирно».

Принесли ведомость и деньги в конвертах. — Распишитесь и получите.

Пётр поблагодарил майора и они вышли. На улице набрали полную грудь воздуха и шумно выдохнули.

— Ну, Пётр Иванович, вы и даёте! — Михаил остановился. — Это чтоб милиция извинялась! Расскажи — не поверят.

— Лучше будет, если это останется между нами.

— Само собой, — Геннадий протянул руку. — Спасибо, Петя. Больше не подведём. — Широко улыбнулся. — Швырну деньги тёще, пусть себе в пасть засунет.

— Сейчас бы выпить по такому поводу, — пошутил Михаил, и все рассмеялись.

Для себя Пётр тоже сделал вывод — воочию убедился, кто в доме хозяин, кто дёргает за ниточки.

Внешне ничего не изменилось: со всеми производственными вопросами шли к Петру. Представителей заводов и КБ новый начальник отправлял к нему же со словами: — Согласуйте с Петром Ивановичем, пусть завизирует, и приходите ко мне.

На самом же деле изменилось всё. Пётр погрузился в свои мысли, в коллективе угас подъём, из дела ушла душа. За годы, прожитые в детских домах и общежитиях, у Петра выработались и закрепились две черты характера: способность легко входить и свободно чувствовать себя в коллективе, и способность уходить в себя, обособляться от окружения. Жизнь заставила Петра задуматься и заглянуть дальше завтрашнего дня. Он перебрал свои возможности, зачеркнул их одну за другой, пока не осталась одна — смутная и заманчивая. Квалификация не ценилась и не оплачивалась. Платили за должность или за учёную степень. Должность зависела от партбилета, степень — открывала новые возможности. Урок карьеры по-советски развернул Петра лицом к «науке», и он начал вечерами осмысливать накопленный опыт, подбирать образцы в подтверждение осмысленного и писать тезисы будущей работы. Когда все мысли были упакованы в толстую тетрадь, Пётр показал мне её и сказал: — Поеду в Челябинск. Если потянет на диссертацию, начну писать. После защиты подамся куда-нибудь. Здесь я не вижу будущего.

Как хорошо, что человек только предполагает!..

Челябинск был выбран не случайно. Ещё считая двигатели, мы пользовались трудами кафедры прокатки политехнического института, а в последнее время стали попадаться публикации, созвучные нашим работам. Заведующий кафедрой — спокойный, культурный профессор — сразу вызвал уважение и доверие. Со временем впечатление не изменилось. Профессор выслушал Петра, попросил оставить тетрадь и сказал, что сообщит о своём решении. Через месяц Пётр оформился соискателем и засел за работу.

Они встречались тайно, расставаясь ждали следующей встречи, их отношения не оставляли сомнений — любовь, жадная и откровенно чувственная. Несчитанные минуты таяли и она покидала его, возвращалась домой, где её ждали дети и витал призрак их отца. Он оставался в сумраке зашторенной комнаты с запахом её волос и незримой тенью греха. Узел затягивался и ждал своего часа. Всё кончилось внезапно и буднично. Нина позвонила и упавшим голосом попросила зайти за ней после работы. На скамейке в сквере она протянула Петру смятый листок и закрыла лицо руками.