Александр Гроссман: Образ жизни

На ночь в коридоре возле дверей ставили вёдра. Для тех, кто не мог дотянуться до края, возле ведра клали кирпичи. В холодном коридоре вёдра казались ещё холодней. Хуже всех приходилось маленьким девочкам. У щупленькой Маши ручонки как-то не выдержали, она провалилась в ведро и перевернулась вместе с ним. Дети страдали недержанием, мочились во сне, лежали, свернувшись комочком, в мокрой постели, и простужались. Случалось такое и со здоровыми детьми — они крепились, страшась выбираться на холод, задрёмывали и облегчались. Бабка Анфиса посоветовала наклонить кровати так, чтобы ноги были выше головы. Под ножки кроватей стали подкладывать кирпичи — здоровым помогло, а больным не очень. Так это и тянулось всю зиму, мучительно для детей, воспитателей и нянечек.

Летом дети ожили. Едва ли не каждый день их водили в лес на облюбованную поляну, оттуда они совершали «походики»: в июне за смородиновым листом, ближе к осени за плодами шиповника. Каждый год на отчуждённой полосе вдоль тракта детдому вспахивали участок под картошку. Всё остальное детдомовцы делали сами. Копали картошку в сентябре. Выходило несколько радостных дней. Взрослые копали, младшие собирали, старшие грузили на подводу. Истопник Петрович разжигал костёр «до неба», пёк в углях картошку, все садились в кружок и ели, перекатывая горячий плод в ладошках. Татьяна Михайловна запевала: «… Ах, картошка, — объеденье, пионеров идеал! Тот не знает наслажденья, кто картошки не едал!» [2] «…Ах, картошка…» — Пионерская песня «Картошка», текст В.Попова. . Чумазые малыши хлопали в ладоши и кричали: «тошка-тошка».

Четыре года Петя прожил при Татьяне Михайловне. Ежедневно слышал её речь, усвоил привитые ею правила поведения, прослушал стихи любимых ею поэтов и уже начал смотреть на мир её глазами. В трудные годы, в убогой одежде, всегда готовые есть, лишённые материнского тепла эти дети всё же не были лишены детства. Татьяна Михайловна научила их видеть и ценить красоту окружающего мира. Не всех, но многих. Это большое искусство.

Война шла к концу. Ещё предстояло погибнуть многим тысячам, но уже говорили о мирной жизни. Заведующая уехала в Ленинград готовить помещение к приёму детей. Вскоре от неё пришло известие, что вернутся только те, кого вывезли из Ленинграда. «Чужие», а их набралось уже больше двадцати, останутся в Бодье. Сперва жизнь разлучила Петю с матерью, теперь с той, что заменила её. Остался листок бумаги с адресом, написанным печатными буквами. Петя носил его в кармане, а когда выучился читать, запомнил.

В час отъезда Петя сидел на кровати и бездумно смотрел в окно. Никаких мыслей, никаких желаний — пустота. Татьяна Михайловна вошла и села рядом, взяла его руку.

— Вырастишь — разыщи родителей.

— Зачем? Захотят — сами найдут.

— Не держи на них зла, Петя, они подарили тебе жизнь.

— Кошка тоже даёт жизнь котятам.

Татьяна Михайловна повернула его к себе, увидела бездонную тоску в глазах, не смогла сдержать слёз и сказала только:

— Поверь мне — это не одно и тоже.

В детдоме появились новые женщины, набранные из местных. Они, хоть и числились воспитателями, в основном, занимались обслуживанием. Стихов не читали, зато дружно шинковали капусту и солили грибы. Им проще было сделать всё самим, чем терпеливо приучать детей. Предоставленные самим себе, дети слонялись по двору, забывая прежние порядки, а когда стали прибывать новые «воспитанники» — недавно осиротевшие, из «неблагополучных семей», постояльцы детских комнат милиции — от былого ничего не осталось. Образовалась новая среда обитания, в которой надо было уметь постоять за себя. Освоив несколько приёмов драки, Петя яростно защищался, приводя в замешательство заядлых драчунов — пробудился горячий нрав, дремавший в нём до поры. Беда только, что нападали часто исподтишка и не по одному. Перед началом школьных занятий пришёл новый заведующий, демобилизованный капитан-сапёр, человек нервный, издёрганный войной, но по-своему справедливый. Петя попался ему на пути, когда капитан нёс охапку дров, тот отшвырнул его ногой, как щенка, и прошёл мимо. До встречи с капитаном, взрослый мир, окружавший Петю, состоял из женщин. Его могли бранить, наказывать, но его не унижали. Петя заплакал от обиды, а заведующий, возвращаясь за дровами, обронил:

— Чего ревёшь, мужик. — Новый заведующий довольно быстро навёл порядок. Групповые драки прекратились, счёты сводили тихо. Одного ставили на шухере, в случае чего он свистел или кричал «полундра». С началом учебного года детдомовцев сплотил общий «враг» — поселковые ребята. Враждующие стороны постоянно искали повод подраться, и всё же это больше походило на игру и дальше разбитого носа не шло.