Лайза Джуэлл - Встретимся у Ральфа

Теперь Шиобан пять вечеров в неделю смотрела, как Карл прилизывает черные волосы гелем, натягивает свои любимые галифе, настоящую гавайскую рубашку и выходит из дома точь-в-точь такой же — если не считать легкой залысины, — как пятнадцать лет назад. Танцором Карл всегда был великолепным, а учитель из него вышел и вовсе первоклассный; некоторые из его бывших учеников открыли собственные школы. Редкие свадьбы и вечеринки знакомых обходились без Карла — в паре с ним любая, даже самая неуклюжая женщина выглядела и чувствовала себя примой.

— А что, в квартире под нами новые жильцы? — спросил он, расшнуровывая свои изрядно поношенные, но как всегда до блеска начищенные башмаки. — Я когда проходил, заметил в окне девушку. Возится на кухне.

— Такая темненькая, маленькая?

— Точно.

— Я ее уже неделю здесь вижу. Должно быть, недавно въехала.

Карл прошел на кухню и, обняв Шиобан за расползшуюся талию, уперся подбородком ей в плечо. Привычно вскинув руку, чтобы потрепать его смоляные завитки, она с опозданием вспомнила, откуда он вернулся.

— Ой! Всю руку в твоем геле вывозила. Вот черт! Шиобан метнулась к раковине. Карл успел лишь шлепнуть ее по округлостям ниже спины и отправился в гостиную.

Улыбка вмиг исчезла с его губ. Тяжело опустившись на диван, он уронил лицо в ладони. За дверью ванной Шиобан что-то напевала под аккомпанемент льющейся воды. Негромко напевала, мелодично, а ему хотелось выть в голос. Был бы один — орал бы, орал до тех пор, пока сердце не разорвалось. Обокрали его. Ограбили. Лишили ребенка, не спросив его мнения, не поставив в известность.

Этажом выше его малыш спал, дышал и рос внутри Шери. Его плоть и кровь; сгусток клеток величиной с папин ноготь, но с будущими глазками, ножками, ручками и черными, как у папы, кудрями. С таким же тяжелым нравом по утрам и точно такими же несуразно большими пальцами на ногах. Шери его убила, не подумав даже сообщить, что он, Карл, мог стать отцом.

Плевать, что она во время ужина, за гребешками под лимонным соусом, поставила точку на их романе. Плевать. Шери для него ровным счетом ничего не значила. Что такое Шери? Довольно красивые волосы, хороший секс и недурная партнерша для танцев. Но она убила его ребенка. Бездумно. Безжалостно. Он смотрел в это ледяное, бесчувственное лицо — качество гребешков волновало Шери явно сильнее, чем совершенное злодейство, — и ненавидел ее… всей душой ненавидел.

— Каждая третья беременность, по статистике, заканчивается выкидышем. Невелика беда. Он ведь мог бы и не выжить. Ты бы ничего не узнал, — говорила она с таким утомленным видом, словно ей до смерти надоело сообщать об абортах раздавленным горем любовникам. — И вообще — как бы ты объяснил ситуацию Шиобан? «Да, кстати, дорогая, помнишь ту девицу из верхней квартиры? Ну, ту, которую ты терпеть не можешь? Так вот, я с ней немножко потрахался и хочу сообщить тебе чудную новость: она беременна!» Угу. Уверена, что наша бедняжка, наша бесплодная пышка Шиобан заплясала бы от радости. — Закончив тираду саркастическим движением изящных бровей, Шери развернулась, чтобы сообщить скользящему мимо официанту, что гребешки жестковаты. — Будьте любезны заменить их на улиток.

Карл не только представления не имел, как бы он «объяснил ситуацию Шиобан», сложись все иначе, — практицизм никогда не был сильной стороной его расхлябанного ума, — но и не желал об этом думать. Сейчас он помнил лишь об утраченном шансе. Его малыш жил во чреве этой женщины. А если бы их с Шиобан отчаянное желание иметь ребенка заставило обратиться к услугам суррогатной матери? Тогда его семя соединилось бы с яйцеклеткой чужой женщины и выросло бы в чужом лоне — так какая разница? К Шери, если на то пошло, у него чувств не больше, чем у одноразового шприца, или чем они там оплодотворяют суррогатную мать.

Прислушиваясь к звяканью посуды на кухне — Шиобан готовила ужин — и вспоминая муку на ее лице в тот миг, когда ей, двадцатилетней, врачи объявили приговор, Карл поклялся отомстить. Пока неизвестно, каким образом и когда, но он сторицей отплатит Шери за страдания, которые она ему сегодня причинила.

День у Смита выдался чудовищный. Он спал два часа, накануне выхлебал восемь банок пива и два стакана текилы, а теперь рабочий вторник подходит к концу, и у него осталось максимум три часа на завершение этой чертовой презентации, которую его рекламная фирма подписалась устроить для одного из крупнейших банков страны. Весь офис стоит на ушах, а на Джеймса больно смотреть — в таком состоянии Смит его еще не видел. Обычно невозмутимый, полный достоинства и элегантный Джеймс во время запарки терял весь свой лоск — редеющие седые пряди, обычно тщательно разложенные по черепу, вставали дыбом, галстук съезжал набок, а под мышками шикарной рубашки от Жермин Стрит расползались темные пятна.