Всеволод Бернштейн - Эль-Ниньо

— Теперь-то какая разница, кто нарулил! — сказал Фиш. — Будем болтаться, как дерьмо в проруби, черт знает сколько времени.

— Только ловиться начал, — вздохнул реф. Все помолчали, вспомнив первый утренний порядок, который оказался таким богатым, что его до сих пор не успели уложить по поддонам.

— Может, обойдется еще, — предположил реф. — Машиной надо поработать вперед-назад.

— Догадаются, поди, без нас, — сказал Фиш.

— Эти догадаются, как же, — зло сказал Дракон. — Засадят еще глубже, по самое пенсне.

— Ладно, пошли работать, пока последнее не протухло, — Фиш затушил окурок и начал натягивать перчатки. Подвахтенные вернулись в цех и заняли свои места у укладочного стола.

— Судоводители, мать их, — никак не мог успокоиться Дракон.

Словно в ответ ему, по громкой трансляции раздался голос капитана.

— Боцману и матросам палубной команды собраться на корме.

— Вперед-назад, говоришь? — Дракон с усмешкой посмотрел на рефа. — Начнется сейчас цирк, — он снял фартук и бросил его на стол. — Такое у нас будет вперед-назад, — Дракон крепко выругался и вышел из цеха.

— А ну, студент, давай-ка за ним, — сказал мне Фиш. — Разнюхаешь, что да как, и быстро обратно. Только глаза там не мозоль, — крикнул он уже вдогонку.

Капитан Горобец стоял, широко расставив ноги и придерживая рукой накинутый на плечи пиджак. Он был похож на главнокомандующего, у которого в ходе сражения что-то пошло не так, и вроде бы нужно что-то делать, но что и как, непонятно. Он не показывает виду, старается держаться, храбрится и отпускает шуточки, но в беспокойных глазах уже поселилась неуверенность и тоскливое одиночество неудачника. «Вы видите перед собой несчастного Мака» — вспомнился эпизод из «Войны и мира», когда в ставке русских появился разбитый австрийский маршал.

«Войско» выстроилось тут же, около железного бака для сжигания мусора — три матроса и боцман. В сторонке стоял Кислин, немного дальше, чем следовало бы стоять человеку, который имеет отношение ко всему происходящему.

— Боцман, почему мусор своевременно не сжигаем? — капитан, видно, решил начать издалека. Он кивнул на куски картона и обломки деревянных ящиков, торчащие из бака.

— Сожжем, — хмуро ответил Дракон. — Не извольте беспокоиться.

— Ну, значится, так, — Горобец перешел к делу. — Что у нас тут произошло, вы уж, наверное, в курсе… Намотали, етить, капитально. Ни туда, ни сюда. Нужно подцепить его, заразу, буй этот, и попробовать перетащить через корму на другой борт. Может быть, петля соскочит с вала, или хотя бы слабину даст. Тогда еще машиной подработаем. Такой вот план. Что скажешь, боцман?

Дракон перегнулся через фальшборт и долго смотрел на торчавшую из-под корпуса вешку.

— Подцепить-то, конечно, можно, — сказал он. — Но перетащить вряд ли получится.

— Получится, не получится, — Горобцу не понравилось холодное спокойствие боцмана. — Надо не рассуждать, а дело делать.

Дракон только усмехнулся. По этой усмешке всем стало понятно, что перетащить не получится. Тем не менее, он сказал Попяну:

— Тащи багры, ара.

— Нырнуть бы, — неожиданно раздался негромкий голос матроса Пахули.

— Что? — оживился Горобец.

— Нырнуть бы, — повторил Пахуля. — Да и посмотреть, что там на валу. Может, просто отрезать, и все дела.

— Это, конечно, самое лучшее! — было видно, что такой вариант в голове у Горобца был, но он не хотел его сам предлагать. — Вот только кто нырять будет? — вкрадчиво спросил он.

— Я могу, — простодушно произнес Пахуля.

— Да ты что, с дуба рухнул!? — взвился Дракон. — Ты посмотри, качает как! Корма по воде хлопает. Под нее попадешь, прибьет к чертовой матери!

— Так я аккуратно, — возразил Пахуля. — Под волну-то не полезу.

Все посмотрели на него с удивлением. Пахуля, несмотря на свою необычную фамилию, был, наверное, самым незаметным и невыдающимся человеком на судне. С совершенно невыразительной внешностью, он всегда как будто сливался с окружающей обстановкой. До той минуты я не мог припомнить, чтобы он что-нибудь сказал или сделал такое, что осталось бы в памяти. То есть он работал, как все палубные матросы, исполнял свои служебные обязанности, ходил в столовую, четыре раза посмотрел «Войну и мир». Еще было известно, что родом он из Архангельской области. Коренастый, русый, угловатый. Помню, как реф Валера однажды спросил его: «Слышь, Пахуля, а откуда у тебя такая чудная фамилия?». Но вот странное дело, как Валера спрашивал, помню, а что ответил Пахуля, не помню. По-моему, даже имени его никто не помнил, все так и звали, Пахуля да Пахуля. И вот этот незаметный Пахуля вдруг вызывается нырять.