Всеволод Бернштейн - Эль-Ниньо

— Перебьется! — сказал Олег. — Сказано — десять. Десять! — он зажал плеер под мышкой и показал Зубочистке десять толстых волосатых пальцев.

— Но, но, но! — покачал головой щербатый. — Ноу дил! Твенти! Парень, который вынес плеер, протянул руки, чтобы забрать коробку, но Олег решительно отстранил протянутые руки.

— Десять! — повторил он.

Зубочистка и второй приятель переглянулись и медленно поднялись на ноги. С усмешками, поигрывая мускулами и будто бы говоря: «Не понимаете по-хорошему, придется по-плохому». Я быстро оглянулся по сторонам. Нас двое, их четверо, и еще неизвестно, кто там в гараже.

— Олег, если не хватает, могу добавить, — предложил я.

— Да ты что, студент! — невозмутимо произнес Титов. — Денег полно. Тут вопрос принципа. — Он, глядя Зубочистке в глаза, неторопливо запустил руку в карман брюк, достал пачку десятидолларовых бумажек. Вытащил одну, скомкал и бросил на землю, к ногам парня, который принес коробку. Зубочистка двинулся вперед.

— Стоять! — прошипел Титов. — Урою на хрен! — произнесено это было так, что даже у меня похолодело внутри. Зубочистка застыл на месте, пригвожденный тяжелым взглядом второго механика.

— Фраера дешевые, — Титов сунул плеер в коробку.

Один из парней вздумал пошевелиться.

— Я сказал, стоять! — рявкнул Титов. Парень вытянулся и зажмурился, будто ожидая удара. — Пойдем, что ли, — кивнул мне Олег.

Мы пошли. Перед тем, как повернуть за угол, я обернулся. Парни стояли в тех же застывших позах. Как четыре классические аллегории — Страх, Удивление, Смятение и Уважение.

— А ты говоришь, не купим плеера за десятку, — сказал Олег, когда мы снова вышли на главную улицу.

Вообще-то я такого не говорил, но про себя, признаюсь, думал.

— Мастер ты торговаться, — сказал я. — И аппарат попался отличный. Только, наверное, ворованный.

— Об этом пусть у ихнего прокурора голова болит, — философски заметил Олег. — Наше дело маленькое. Понравилась вещь — покупаем. Однако, жарко тут у них. — Он вытер пот со лба. — Не пора ли до дому? Или ты чего-нибудь купить хочешь?

— Нет-нет! — поспешил отказаться я. — Мне ничего не нужно. — Страшно было даже представить, во что могла вылиться наша следующая совместная покупка.

— Тогда давай такси ловить, — отдуваясь, сказал второй механик.

— Такси?! — удивился я.

Из порта в город мы ехали на симпатичном, расписанном от крыши до колес цветами и ангелами стареньком автобусе. С окнами без стекол, украшенными золотой бахромой с кистями. С музыкой из хрипящих динамиков, с шоколадными панамскими тетками, чинно восседавшими на дермантиновых сидениях. Ехали совсем небыстро, зато весело. И всего за десять центов.

— Может, все-таки на автобусе? — предложил я.

— Не переживай, я плачу. Лови мотор! — распорядился Титов.

Ловить никого не пришлось, тут же у тротуара стоял раздолбанный «форд» с тронутыми ржавчиной шашечками. Таксист, очень важного вида маленький толстяк с образцово ухоженной лысиной, запросил до «пуэрто пескаторе», рыбного, то есть, порта, где стояла наша «Эклиптика», два доллара.

Титов без лишних слов распахнул заднюю дверь и, кряхтя, стал усаживаться на заднее сидение. Увидев, что нас двое, таксист заверещал неожиданно высоким голосом: «кватро, кватро долларс!».

— Какие четыре!? — возмутился второй механик. — Трогай давай! Самый полный вперед!

Машина послушно, хотя и не без труда отчалила от тротуара и покатила по дороге, постукивая и поскрипывая изношенными внутренностями, чем сильно напомнила мою родную кинолебедку. Таксист же все повторял: «кватро долларс! кватро!».

— Слушай, заткнешься ты или нет? — лениво прикрикнул на него Титов. — Гадский народ эти панамцы! — вздохнул он. — Жулье сплошное. И злые все какие, ты заметил, студент? За копейку прирежут!

— Кватро долларс! — откликнулся таксист.

— Ассычим! — произнес страшным голосом Титов. Заметив мой удивленный взгляд, он пояснил: — Это по-узбекски. Может, хоть так поймет.

— Ты что, узбекский знаешь?

— Какое там знаю, так, с армии пару матюков запомнил. Ассычим! — повторил он с большим чувством, обращаясь к отражению таксистской физиономии в зеркале заднего вида.

Таксист сообразил, что дело дошло до прямых оскорблений, на пару секунд он затих, только вращал глазами и наливался красной краской, а потом вдруг разразился такой тирадой, что выступления мастеров художественного мата с «Эклиптики» показались чтением детских стишков. Испанские проклятия стреляли, как петарды, на каждом восклицательном знаке. Рокочущая «рррр» электрошоком жалила до печенок. Образцово ухоженная лысина раскалилась от напряжения и засияла, как шаровая молния. Даже старичок «форд» побежал гораздо резвее, просто-таки понесся вперед, питаемый клокочущей энергией проклятий.