Всеволод Бернштейн - Эль-Ниньо

— Пойдем в Лагерь! — сказал я. — Что-нибудь придумаем. Ходить-то пока можешь? Кстати, хорошие новости! Давление падает, и ветер посвежел. Сдается мне, что будет дождь. Может, дождевая водичка на тебя подействует!

— Вам, метеорологам, веры нет! — прокряхтел Шутов, с трудом вставая. Он медленно побрел за мной.

Я несколько раз перерыл аптечку, Шутов оказался прав. Те, кто ее составлял, кишечные проблемы трактовали однобоко.

— Не стоит отчаиваться! — успокаивал я кока. — Есть еще народные средства. Я слышал, сырая свекла помогает. Хотя у нас ее нет. Может, травы какие-нибудь попробовать? — Шутов застонал. — В конце концов, есть старая добрая клизма!

— Воды нет, — напомнил Ваня. — Морской водой нельзя, сожжет все к чертовой матери.

С «Эклиптики» вернулся Дед. Шутова он проигнорировал, сделал вид, что вообще не заметил. Я с максимальной деликатностью объяснил старшему механику ситуацию. Дед сначала хмурился, но потом я заметил, что он прячет в бороде улыбку.

— Сколько у нас пресной воды? — спросил он.

— Полканистры, — ответил я. — Мало, конечно, но, по-моему, собирается дождь. Думаю, литра два, чтобы спасти человека, выделить можно.

— Не человек он, а дезертир, — сказал Дед. Я хотел вставить слово в защиту Шутова, но Дед не дал мне сказать. — Смотри, наука, под твою ответственность. Гарантируешь дождь — бери воду.

— Гарантирую! — сказал я твердо.

В институте преподаватель по синоптической метеорологии доцент Масюк рассказывал нам байку из времен первых пятилеток. Нужно было срочно перевезти цемент на какую-то ударную стройку. Крытых вагонов в наличии не было, а цемент нужен был позарез. Тогда в народный комиссариат вызвали старенького профессора-метеоролога и сказали: советской власти необходимо определить три дня, когда гарантированно не будет дождя. Именно столько времени занимала дорога до стройки. Если дождя не будет и цемент доедет — будет профессору рабоче-крестьянская благодарность, а если дождь случится и погубит цемент, то, согласно законам революционного времени… Профессор заперся у себя в кабинете, и через несколько часов прогноз был готов. Состав с цементом выехал в день, указанный профессором, и благополучно прибыл на стройку. Правда, старенький профессор так и не дождался рабоче-крестьянской благодарности, потому что помер от волнения. Масюк закончил свою историю словами, что в карьере каждого синоптика бывают такие ситуации, когда от его прогноза зависит многое, даже порою жизнь, и мы, будущие синоптики, должны быть к таким ситуациям готовы. Вот настал момент, когда и в моей толком еще не начавшейся карьере такая ситуация возникла. Я с надеждой и тревогой поглядывал на небо, на котором собирались тучи. Ваня кипятил воду. Дед притащил с траулера кусок резинового шланга подходящего диаметра. Через час все разрешилось самым благополучным образом.

Казалось, что вместе с переваренными консервами внутри Шутова скопился десяток новых теорий и невероятное количество словесной шелухи. Он болтал без умолку.

— Физиология — мощная штука! — вещал порозовевший и повеселевший Ваня. — Психология, тонкие материи — это все ей в подметки не годится. Желудочно-кишечный тракт определяет сознание. Вот взять, к примеру, Ивана Грозного. Деспот был страшный! Кровопийца, живоглот. А почему? Потому что с детства страдал несварением желудка. На этом фоне у него и эпилепсия развилась, и маниакально-депрессивный психоз. Да и вообще России с царями не везло. И только в последнее время стало понятно, почему. Я в «Науке и жизни» прочитал. Археологи раскопали старинный кремлевский водопровод, и оказалось, что трубы в нем были сделаны из свинца. То есть все, кто пили из него воду, фактически травили себя. Маленькими дозами, постоянно, пока не сходили с ума или не превращались в чудовищ. Вот и у меня почти такой же случай. Я вам говорил — вода в канистрах протухла. Пить ее нельзя. Чуть в горы не ушел. Думаю, если порвет меня, то уж пусть лучше там, на фоне дикой природы и без лишних свидетелей. Я, главное, хотел вам рассказать, что у меня за беда. Но тут, как назло, события косяком пошли, то Камачо, то Советский Союз.

— Ладно! — прервал его Дед. — Повеселились, и хватит! Камачо обещал вернуться, нужно подготовиться к встрече. Времени мало, так что — за дело!

Дед объявил, что мы переходим на осадное положение, сворачиваем Лагерь и перебираемся на «Эклиптику». На берегу мы более уязвимы, а на траулере, где знакома каждая заклепка, у нас серьезное преимущество перед противником, кто бы они ни был.