Елена Крюкова - Золотая голова

Коля ставит чемодан на пол и высоко, как сигнальщик на корабельной вахте, поднимает руки. Только сигнальных флажков в них нет. Голые ладони, измазанные краской. Намертво въелась. Не отмыть.

— О-о-о-о, кто к нам явился!

Коля снимает баранью шапку и наклоняет пшеничную голову.

— Николай Крюков, с вашего позволения, кого не знаю!

Обводит глазами компанию. Узнал Вончагова. Вончагов — развеселый, разбитной, частушечник, озорник; он уже видел его у Риты в гостях, когда приезжал в августе. Не ревновал. Понимал: Рита — в него влюблена; а за ней хоть министр может ухаживать — она и не чихнет в его сторону.

— Толя! Категорически приветствую!

— О! Ник! С приездом! Как город на Неве?

— Стоит! Еще как стоит!

Пальто на козьем меху летит на диван. О, ленинградский франт! Костюмчик, галстучек в горошек, рубашечка белая сверкает ледяными, крахмальными складками, не гнется воротник. Пиджак долой! Ох, как же это Ник по снегу — по московскому белому морозу — в таких-то черных, узких штиблетах бежал!

— Ну и корочки у тебя, Николай!

— Из Гостиного двора! Долго выбирал!

— Ну садитесь, садитесь, садитесь! Любят мужчины топтаться, как медведи!

— Ритэся, а руки можно быстро помыть!

— Крюков, ты вымой сначала ноги! — кричит Вончагов.

— Да почему ж, Толя?

— Да потому, что если ноги вымоешь, то и руки тогда уж точно надо мыть будет!

Хохочут. Толкают локтями друг друга. Яна, не урони холодец! А он застыл? Застыл, застыл! А ты, Шурочка, зачем так толсто нарезала колбаску? Надо тоненько-тоненько! Чтобы — лампа на просвет сквозь сало! Тогда вкусно!

Не вкусно, Лийка, а экономно!

Буль-буль — льется вино. Сколько булей в бокале? Пять? Семь? А разве девушкам можно воду? Никогда нельзя. А зачем же у их тарелок — рюмочки? Для красы. Нальем им для красы! Чтобы глядели и нюхали! Они все равно нам ее — потом перельют!

Молодые румяные, потные от танцев, от водки лица. Светятся глаза. Сейчас перегорят пробки, выключат свет — а в комнате светло будет от глаз молодых.

Оп-па! И правда, перегорели!

Тьма. Во тьме — хрустали блестят, белые фарфоровые фамильные польские блюдца. Рита сервировала стол по всем правилам. Покойная мама Тамара осталась бы довольна.

— Марэся, а мне костюм-то праздничный — Грабарь подарил… Ничего на мне сидит? Не видать, что с чужого плеча?

Рита шепчет, плотно в темноте прижав губы к горячему Колиному уху:

— А башмаки… тоже он подарил?

— Ну да… Я все про Гостиный двор — наврал… Мне не на что такие бы купить… Зато я тебе… сейчас…

Шарит в кармане широких брюк. Кулак зажат. Глаз во мраке блестит хитро.

— Угадай, что в кулаке? Ну? С трех раз?

— Сушка?

— Смеешься!

— На елку игрушка?

— Нет!

Вончагов из коридора кричит:

— Пробку выбило! Да будет свет!

Вспыхнуло — все аж зажмурились.

Рита морщит лоб. Рядом с ней Андрюша Разумихин чокается с Яной. Яна в улыбке все зубы показывает. Андрюшку обольщает. Музыка влетает в уши, а вылетает из сердца. «Саша, ты помнишь наши встречи… в приморском парке… на берегу…»

— Эх, не буду тебя мучить. Гляди!

Кулак разжат. Коробочка крохотная синего бархата.

Синего, как ее глаза.

Рита боится взять коробочку. Коля всовывает ее ей в руки.

— Да ты открой, открой!

— А вдруг там жук…

— И прыгнет в лицо тебе! И цап-царап!

Медленно, медленно открывается крышка. Медленно распахивается жизнь.

Тонкое, как ее волос, золотое колечко. Узенькое. Аккурат на ее детский палец.

И в колечке — синяя капля, слезка горит.

А потом высверкнула розовым. Желтым. Изумрудным.

— Господи, Ник… ведь это…

— Алмаз чистейшей воды!

Ник важно и высоко, выше головы, поднимает палец. Толя Вончагов, поедая столовой ложкой оливье, оборачивается через плечо.

— Эх ты! — Ложку облизнул. — Крюков Ритке — брильянт из Питера привез! Богато живешь, Крюков! Небось, заказами до ушей завален? Правительственными?

— Из ЦэКа партии! Отбою нет!

Музыка, под тебя так приятно танцевать. Дышат тяжело. Смеются легко! На Ритином пальчике — Колино кольцо. Чистой игры, острый гвоздик алмаза. Прокалывает время. Прокалывает сердце. Глупое сердце, не бейся! Это чьи стихи? Ребята, давайте почитаем Есенина! Нет, лучше Маяковского! Нет, ты лучше пластинку переверни! Там — чардаш Монти! А кто плясать умет чардаш?! Да никто!

А лучше всех сегодня Шурочка танцует! Даром что толстуха!

Я не толстуха! Я не толстуха! Я очень даже изящная! Глядите, какая ножка!

О да! Окорочок!