Энн Брашерс - Имя мое — память

Моим первым кумиром стал Перси Пилчер, пилот планера. Помню, как в возрасте девяти лет я с восхищением следил за успехами Уилбера и Орвилла Райтов, упрашивая отца свозить нас в Ле-Ман на первое публичное выступление.

Когда началась Первая мировая война, я стал мечтать о том, чтобы обучать голубей доставке сообщений и лекарств через вражескую территорию. Фактически, в той войне британцы и другие воюющие стороны в какой-то степени рассчитывали на голубей, но я был молод, силен и происходил из рабочей семьи — идеальное пушечное мясо. Будучи лояльным подданным короны, я горел желанием исполнить свой долг и, если бы мне позволили, отправился бы добровольцем на войну в шестнадцать лет в качестве помощника артиллериста и, вероятно, был бы убит под Пашендалем или Верденом. Но получилось, что мне пришлось ждать до 1918 года и пойти в пехоту. Лицом к лицу со смертью мне довелось столкнуться лишь во второй битве при Сомме в конце того же года. Мне кажется, это происходило совсем недавно.

Многое я мог бы порассказать о том времени, но замечу лишь, что в той битве я был ранен и отравлен газами. Меня, вплотную приблизившегося к смерти, но еще не совсем умершего, оставили лежать без сознания в грязи. Когда я очнулся, мне пришлось сощуриться от солнечного света, струившегося через огромное старинное окно. Видя, как я зашевелился — первые признаки жизни за несколько дней, как мне сказали позже, — ко мне бросилась молодая женщина в белой сестринской шапочке. Я заморгал и увидел склонившееся надо мной лицо — настолько прелестное и знакомое издавна, что я подумал, уж не приснилась ли мне она. Не испытай я множество раз переход в загробную жизнь (а также жизнь до рождения и промежуточное состояние), я подумал бы, что попал на небеса.

Она накрыла своей ладонью мою руку, и я почему-то подумал, что она тоже помнит меня.

— София, — прошептал я, чувствуя, как в смятении и восторге колотится сердце. — Это я.

В ее взгляде читалось не столько узнавание, сколько жалость. Хоть я и был еще полуживой и плохо ориентировался, но все же понял это.

— Меня зовут Констанция, — произнесла она. — Я рада, что ты очнулся.

Это была она. Неужели она искренне рада? — спрашивал я себя. Возможно ли, чтобы я был ей знаком? Имеет ли она хоть малейшее представление о том, насколько дорога мне?

— Доктор Берк будет очень доволен. Вчера в вашем отделении очнулся один мальчик, и вот теперь ты.

До меня дошло, что я — очередной мальчик в больнице. Потенциально на одну смерть меньше. Я вслушивался в ее милый акцент и разглядывал опрятный белый халат.

— Вы медсестра? — поинтересовался я.

— Не совсем, — ответила она скромно, но с достоинством. — Но я учусь на курсах.

Ее манеры были знакомы и приятны. Хотелось ей все рассказать, но я боялся, что она уйдет и я даже не успею на нее наглядеться.

— Где мы? — спросил я.

Я поднял глаза к большому окну и богато отделанному кессонами потолку.

— Мы в Хастонбери, графство Кент.

— В Англии?

— Да, в Англии.

— Похоже на дворец, — немного задыхаясь, заметил я.

— Это всего лишь сельский дом, — пояснила она, опустив голову, а потом снова взглянув на меня. — Но сейчас здесь госпиталь.

Я осознал, что задыхаюсь и у меня болит грудь. Меня до краев наполняла боль. Я попытался вспомнить, что же со мной случилось. Когда я в прошлых жизнях участвовал в войнах, фосген и иприт еще не применяли. Несмотря на все воодушевление от встречи с Софией, я вдруг испугался при мысли, в каком виде я предстал перед ней.

— Я хотя бы цел?

Она оглядела меня.

— Немного побитый, но, похоже, все части на нужных местах, — сказала она, проявив чувство юмора.

— Ожогов нет?

Она едва заметно вздрогнула.

— Кое-где есть волдыри, но серьезных ожогов нет. Тебе очень повезло.

Я попытался пошевелить ногами и почувствовал приступ боли, однако ноги были при мне, и я по-прежнему ими владел. Я ощущал на своей руке ее ладонь. Никакого онемения или паралича. Во мне зародилась надежда. Рядом со мной София, и я жив, не искалечен.

Она положила ладонь мне на лоб, и я почувствовал, что кожа у меня скользкая от пота. Ее нежность вызвала у меня в груди и горле боль иного рода. Неужели она меня совсем не помнит?

— Пойдемте, Констанция. Продолжайте дежурство, — произнесла женщина постарше, вероятно дипломированная медсестра, у которой были далеко не такие приятные голос, внешность и манеры, как у Софии.

София взглянула на нее.

— Пациент… — Она указала на табличку с фамилией. — Д. Уэстон пришел в себя, мэм. Сообщить доктору Берку?