– Ну и семейка! И маманя – Груня, и папаня – Груня, сам я вырасту большой – тоже буду Груня! Тебя хоть в ЗАГСе-то не обсмеяли, Лерк?
– А это не их дело, тетя Люда, – Лера обиженно повела плечом. "И не ваше", – читалось в выражении её лица.
Валерик ошарашенно смотрел на документ. В семье появился четвёртый Валера.
Стараясь казаться небрежным, Валерик бросил свидетельство на стол. Плотная обложка сильно стукнула по столешнице. Вздрогнули и покачнулись спичечные коробки с образцами миксомицетов.
Крайняя стопка покосилась, изогнулась и стала похожа на змею, ползущую вверх по древесному стволу. Валерик поднял руку, чтобы поправить, но сделал это как всегда неуклюже, и на стол вывалился спичечный коробок. Он был старый, потертый, с наклейкой, на которой шариковой ручкой было старательно выписан номер 13. Уголок наклейки отошёл и загнулся.
Странно было видеть такой короткий, выцветший номер – 13 – теперь, когда счет собранным миксам шёл на тысячи.
Сам не зная почему, Валерик толкнул коробок указательным пальцем, и тот укатился под бок к ноуту.
Лера переехала в эту тесную двухкомнатную квартиру, когда ей было девять.
Валерик сидел за рабочим столом, смотрел на сгустившуюся за окном зимнюю плотную тьму и считал, считал даже по пальцам, чтобы не ошибиться. Выпавший коробок с образцом arciria obvelata лег ему на ладонь и представился маленьким кусочком памяти. И Валерик отсчитывал годы назад, пытаясь наполнить воображаемый коробок содержимым.
Это было, когда Валерик получил паспорт. Он ещё так гордился: начал гордиться за месяц. А когда надо было идти и заполнять документы, и позже, когда надо было забирать паспорт, он бледнел, его лоб покрывался испариной и сердце начинало бешено стучать. Мать видела, в каком он состоянии, и везде сопровождала сына, а он жутко стеснялся, стыдился и ненавидел себя и ее.
Валерику было четырнадцать в том году, значит, Льву исполнилось пятнадцать. А Лере... Лере было девять. Валерик пересчитал по пальцам: девять.
Это было удивительно. Рано развившаяся, она уже казалась взрослой: тонкой и с двумя полукружьями рассеянной тени, отмечавшей будущие груди. Валерик помнил эти полукружья: он тогда был болезненно внимателен к таким вещам.
Но Лере точно было девять. Она ходила в начальную школу, и Лев покровительственно объяснял ей, что "чтение" на самом деле – литература, а "математики" вовсе нет, а есть "алгебра" и "геометрия". Он был самоуверенным, и его уверенность в себе равно завораживала и Леру, и Валерика. Лев не обращал на Леру внимания. А Валерик обращал и жутко этого стеснялся: пожалуй, ещё больше, чем получения паспорта. К тому же, мама и отчим настаивали, чтобы мальчики называли Леру сестрой.
Валерик рассеянно гонял по столу спичечный коробок, время от времени прикасаясь пальцами к его шершавым бокам, никогда не знавшим спички. Коробок, казалось, прилипал к рукам... Он был наполнен навязчивыми воспоминаниями.
Лев был очень недоволен Лериным появлением. Они с Валериком потеряли свою комнату и переехали в большую, к родителям. В маленькой поселилась Лера с матерью, хохотушкой тетей Ирой.
У тети Иры всегда было хорошее настроение. Впрочем, рядом со взбалмошной, трудной, порывистой Лерой, настроение которой менялось каждую секунду, мог выжить только такой человек: ничего близко к сердцу не принимающий, благодушный и любвеобильный.
Лев презирал Леру, называл её беженкой, нищенкой и бомжихой.
Валерик всегда старался подражать Льву. Во-первых, Лев был старшим. И год в их возрасте значил ещё очень много. Во-вторых, Лев был красивым. Даже Валерик, равнодушный к мужской красоте, прекрасно это понимал. А ещё Лев был обаятельным и общительным. И кличка Лев, образованная от фамилии Левченко, с легкостью приклеивалась к брату с первых минут, куда бы он ни попадал.
Он был силен, занимался в разных спортивных секциях и ещё подростком начал ходить в спортзал. С пятнадцати лет на пляже от него глаз не могли отвести не только девчонки, но и взрослые женщины. Валерик видел: он ревниво замечал такие взгляды.
Сам же Валерик был чуть ли не на две головы ниже Льва, сутулился, щурил близорукие глаза и имел отвратительную привычку ежеминутно приглаживать редкие тонкие волосы светло-мышиного цвета. У него был дряблый животик, и всё тело было рыхлым и студенистым.
Лев был кумиром, Валерик подражал, но вот обозвать Леру... Валерик не мог сказать ей грубое слово, хотя старался и репетировал оскорбления перед зеркалом. Но стоило ей появиться и взглянуть, как слово проваливалось вглубь, обдавая желудок холодом.
Читать дальше