Наталья Лебедева: Миксы

Валерик устанавливал камеру на штативе и думал о букве L. С неё начиналось имя "Лера". Впрочем, и "Лев" начинался с неё же. Валерик нахмурился и поморщился. Он стал смотреть на экран фотоаппарата и пытался уверить себя, что буква скорее похожа на V с более острым углом и равными сторонами. Но и V была связана с обоими: с Лерой и Львом. От напряжения в глазах начало двоиться. Валерику теперь казалось, что жгутик двойной и буквы сплетаются между собою, как вензели молодожёнов на свадебном приглашении.

Сплетение букв вызывало ещё более неприятные чувства. От него мутило.

Валерик выключил фотоаппарат, но снимать его со штатива не стал, рассчитывая сделать ещё несколько снимков чуть позже, чтобы зафиксировать движение плазмодия.

Тут, в лесу, было очень хорошо. Две ночи назад разразилась буря, а утром выглянуло солнце, и было весь день. Теперь лес дышал теплом и влагой. Солнечные лучи ласкали лицо, из тенистых уголков тянуло свежестью. Валерик больше всего любил именно такую погоду. И он знал, что фулиго , как и все миксомицеты, тоже предпочитает тепло и влагу.

Лера обожала дождь и грозу, а Лев – жару и даже изнуряющий зной Египта и Кипра, где Валерик никогда не был.

Чтобы скоротать время, он встал и прошёлся чуть вперёд: посмотреть, нет ли и там пней, на которых могли селиться миксы. Валерик шёл и оглядывался назад, проверяя, на месте ли фотоаппарат. Алюминиевый штатив металлически поблёскивал сквозь молодую листву, над ним темнела чёрная пластмасса корпуса. Потом камера пропала из вида, и Валерик остановился: случись чего, фотоаппарата было бы очень жалко. Но, с другой стороны, вероятность, что кто-то случайно наткнётся на камеру, стоящую в глубине леса, была ничтожно мала. Валерик пошёл вперёд.

Тут странно пахло: ничем. Валерик не мог объяснить этого странного ощущения. Запах не был ни плохим, ни хорошим, ни кислым, ни сладким, ни свежим, ни затхлым. Казалось, просто какие-то колебания воздуха касаются носа и заставляют его реагировать на почти бессознательном уровне. Валерик остановился и принюхался. Ноздри его раздулись, втягивая воздух. Он был уверен, что тут, в лесу, есть ещё кто-то, кроме него. Ощущение было тревожным. Валерик забеспокоился и развернулся обратно.

Запах, неощутимый, но реальный, звал к камере, и Валерик спешил. И когда увидел бомжа, даже не сразу понял, что смотрит на человека. Сначала ему показалось, что мхи, стволы и камни расположились неправильным, странным образом, и только помотав головой, чтобы отогнать морок, Валерик понял, что перед ним – бомж.

Бомж стоял в отдалении, как раз между Валериком и его камерой, и не давал увидеть фотоаппарат.. У него были серовато-каштановые волосы, кудлатые и спутанные, такого же оттенка, что и ствол сосны, чуть тронутый мхом. Лицо было цвета камня-песчаника, а рваная, потрепанная одежда, когда-то, вероятно, разноцветная, теперь пришла к одному тусклому, болотно-зелёному знаменателю.

Валерик испугался.

Он испугался так, как пугаются маленькие дети, которые впервые оказались в сложной ситуации без взрослых. Да так оно и было. В лесу возле дачи он ещё никогда ни с кем опасным не сталкивался. В экспедициях с ним всегда было несколько человек студентов или преподавателей. Дома, в городе, был Лев. Со Львом боялись связываться.

Сейчас брата не было, и Валерик растерялся. Сначала он подумал о том, что бомж убьёт его. Потом пожалел камеру. А потом ни о чём уже не думал, просто стоял и смотрел, а бомж стоял и смотрел в ответ. В лесу было тихо и свежо. Валерик видел деревья, темноствольные, со всё ещё влажной корой; кочки с припавшими к ним прибитыми дождём нитками брусники, напитанные водой мхи, солнечные блики. Увидел даже поваленный ствол и подумал, что позже надо будет посмотреть, нет ли на нём миксов...

Время шло. Валерик попытался заглянуть бомжу за спину и посмотреть, там ли ещё фотоаппарат, но бомж едва заметно покачнулся, и Валерик снова ничего не увидел.

Тогда он решил обойти бомжа с другой стороны и решительно сделал шаг влево. Бомж сморщил лицо, в складках которого терялись глаза. В густой бороде под усами беззвучно зашевелился рот. И снова было странно: Валерик вдруг осознал, что у бомжа борода и усы, которых он почему-то не заметил сразу, и что лицо у него не морщинистое, а именно складчатое, как у человека, который много пьет или пил раньше.

Бомж суетливо пожал плечами, потом поднял палец и сделал отрицательный жест.

Валерик замер на месте. Бомж начал двигать ртом как человек, у которого нет ни единого зуба, потом стал суетиться лицом и приплясывать на месте, подбрасывая левое плечо. Разгадать пантомиму было невозможно, и Валерик только смотрел. Его стали завораживать эти бессмысленные, полубезумные движения. Он ждал.