А Леру встретил на крыльце. Она, казалось, высматривала его, сидя на перилах.
Её спина прислонилась к опоре крыльца, а согнутые в коленях ноги стояли на венчающей перила доске. На ногах были круглоносые балетки и, подойдя, Валерик увидел, как вольно сидят они на узкой ступне, и ещё увидел тонкие струны сухожилий, бегущих к пальцам. Нога была чуть загорелой, и кожа мерцала в мягких предзакатных лучах шёлковым блеском.
На Лере были надеты джинсовые, обрезанные по самые ягодицы, шорты и белая майка. Волосы, распущенные и тщательно расчёсанные, стелились по плечам и спине.
Валерику стало даже плохо при мысли, что она так выглядит ради него. Он готовился к поцелую и не знал, каким он будет на сей раз: сестринским или тем, ночным...
Но тут над лесом грянул Меркюри, и Валериков желудок, услышавший призыв к ужину, жалобно и громко заурчал.
Лера расхохоталась. Валерику стало понятно, что сейчас она его не поцелует.
Лера наклонилась вперёд и взлохматила рукой его жидкую чёлку, как всегда прилипшую ко лбу.
– А у нас есть готово! – сказала она, улыбаясь. – Мы тебя ждём есть!
И только тогда Валерик перевёл взгляд на малыша, который сидел тут же, на крыльце, пристёгнутый к коляске, и жевал резиновое кольцо, усеянное мелкими пупырышками.
– Слушай, – Лера подхватила одну из его сумок и потащила в кухню, несмотря на вялое Валериково сопротивление, – а ты меня не отпустишь, а? После ужина, м?
И она почти мурлыкнула. И когда разбирала сумку, жмурилась то ли от яркого света лампочки, то ли от удовольствия.
– Куда отпустить? – Валерик нервно потёр мигом вспотевшую под оправой очков переносицу.
Лера втолкнула в кухню коляску с ребёнком.
– Я Валерочку покормлю, а ты уложишь, да?
– Я уложу, да. Но куда ты?
– Я в лагерь. В ла-герь.
– Куда?
– Ну в лагерь же! Там сегодня дискотека. Меня мальчики пригласили.
– Какие мальчики?!
– Ди-джеи. Там работают мальчики-ди-джеи.
– Маленькие?
– Ну мои примерно ровесники. А что?
– Да нет, ничего. Мне просто трудно представить... И... Зачем ты туда пойдёшь... И...
– Да Валер! – Лера посмотрела на него так грозно, что он едва не подавился слюной. – Я тут сижу одна. Я ничего кроме ребёнка-стирки-готовки не вижу. Ну?! Могу я пойти потанцевать? Просто потанцевать?! Отвлечься. Нет? Расслабиться. Нет?
– Нет, ну да... Ну, в смысле, конечно, наверное, можешь...
Валерик блеял. И покрывался испариной от того, что знал: если у Леры плохое настроение она сейчас скажет ему зло: "Опять ты блеешь".
– Иди, – выдавил он из себя, наконец, чёткое и определённое слово. – Иди, конечно. Отдохни.
– Спасибо! – Лера обвила его сзади руками и чмокнула в шею над воротничком. Жёсткая основа воротничка больно впилась при этом в кожу.
За ужином Лера торопилась, и Валерик видел, что она торопится. Еда стремительно исчезала с тарелки с золотым ободком, конфета была запихнута в рот сразу, чай – выпит одним глотком.
Потом она долго ругалась на малыша, который не хотел брать грудь.
Валерик хотел сказать, что тот, наверное, ещё сыт; хотел посоветовать ей подождать ещё час и пойти потом, но... Но сидел и смотрел на деревянную лестницу, ведущую из кухни на второй этаж, и на брёвна, щели между которыми были тщательно законопачены мхом. Конопатил Лёвкин дед. Валерик хорошо помнил, как просушенный мох под долотом скрывался в щели. Помнил, как много дед делал для своей жены: делал всё, что она хотела. Правда, бабушка всегда делала что-нибудь в ответ. Но Валерик верил, что если Лера когда-нибудь полюбит его, она тоже будет нежно о нём заботиться.
Наконец малыш сдался, и в комнате за дверью воцарилась тишина.
Минут через пятнадцать Лера вышла.
– Он не спит, – сказала она, кивая на дверь.
– Уложу.
И Валерик замялся:
– Тебя, может быть, проводить?
– Нет. Светло же ещё, – и Лера кивнула на окно, в котором догорало солнце. Оно садилось ровно за ветвистую яблоню и казалось фонарём, укутанным в ажурный зелёный абажур.
Валерик посмотрел на солнце, на которое теперь можно было смотреть, не боясь, что заболят глаза, и подумал, что даже рад Лериному уходу. Ему представилось, как уютно им будет вдвоём с малышом. И как не надо будет смотреть на такую красивую Леру и испытывать сразу так много чувств, и так много сомневаться и надеяться.
Он заглянул к малышу и увидел, что тот сидит в кроватке и бьёт ладошкой по картинке в картонной книжке.
– Я сейчас, – шепнул ему Валерик и вышел во двор.
Лера вышла за забор, перешла дорогу в две колеи, по которой машины подъезжали к дачам, и направилась к дыре в ограде лагеря. Раздвинулись и упруго сомкнулись папоротники, мелькнула среди осин белая ткань майки – и она ушла, ни разу даже не обернувшись.
Читать дальше