— Иди ради Всемилостивого, — ответил башмачник и поклонился р.Ишмаэлю в пояс. Так и ушёл святой человек, не узнав ничего сверх положенного. Всю ночь он ворочался, кряхтел, и жену свою Зааву звуками бессонными разбудил.
— Что ты? — спросила Заава, тот всё и выложил.
— Спи, — сказала жена, — завтра сама пойду, узнаю и тебе скажу. На следующее утро Заава пришла к Менделю:
— Нужно вылечить одного цадика. Бессонница замучила.
— Кто я, чтобы лечить цадиков? — спросил тот.
— Говорят, ты гоев лечишь. Нешто цадик хуже гоя?
— Здоровый цадик лучше больного гоя, — сказал Мендель. — Но больной цадик хуже здорового гоя. Иди, женщина, пусть цадик сам себя вылечит.
Тут Заава принялась стыдить башмачника: как это, мол, цадик, и — хуже гоя? Что за напасть? Тогда Мендель загадал ей загадку, и вот какую:
— В одном царстве все люди до единого живут во сне. Ходят во сне, едят во сне, работают во сне, и даже любят друг друга во сне. И только один изредка просыпается. С кого спрос больше — с тех, кто спит или с того, кто просыпается?
— С того, кто просыпается, — ответила Заава.
— Передай р.Ишмаэлю, что здоровый сон лучше говорения Имён. Небесам угоден лишь тот, кто спит как младенец.
В среду жена послала Насреддина на рынок — купить сыра и зелени. По своему обыкновению, ходжа разговорился с зеленщиком о «Духовных двустишиях» Руми и так увлёкся, что позабыл, какого сыра нужно купить — исфаханского или савского. Долго он стоял у прилавка, пытаясь припомнить хотя бы некоторые соображения супруги о сортах и способах изготовления сыра, затем привести их в соответствие с «Положениями о посылке и выводе» Аверроэса, и таким образом решить задачу о выборе того или иного сорта, но так и не преуспел в этом благородном занятии, а потому махнул рукой, купил наугад головку савского, да и отправился восвояси, уповая на благоволение свыше.
Однако по возвращении выяснилось, что ходжа, как назло, ошибся, и сыр ему был заказан исфаханский, а вовсе не савский.
— Ты ведь не думаешь, что я мог позабыть твои наставления, — попытался оправдаться Насреддин. — Разумеется, я купил исфаханского, но по пути мне встретился ангел, который сообщил, что Всевышнему угодно испытать твою мудрость. Этот ангел превратил исфаханский сыр в савский и велел немедленно возвращаться домой, в то время как он будет незримо следовать за мной, чтобы убедится, что у меня, святого человека, достойная и верная жена, которая не станет Сотрясать Воздух Попусту.
— Что значит Сотрясать Воздух Попусту? — спросила жена.
— Сотрясать Воздух Попусту означает: всуе поминать имена предков, имена ангельских чинов и пресветлое Имя Господне, издавать неподобающие звуки, размахивать руками, использовать не по назначению предметы кухонной утвари, а также иными способами пытаться досадить супругу, который был уготован тебе Провидением.
— Всё ясно, — сказала жена и всучила Насреддину котомку. — Передай ангелу, что я выдержала испытание. Также можешь передать ему, что продукт, в который он превратил головку отменного исфаханского сыра, годится в пищу незаконнорожденному отпрыску хромого верблюда после соития с самкой шакала, а не святому человеку, достойному внимания ангелов и Самого. Так что пусть превратит этот шедевр сыроварения в потребный исфаханский сыр. Иначе я начну Сотрясать Воздух Попусту, и пусть тогда Мироздание пеняет на себя.
Если верить учебникам, немцы войну проиграли, но если верить Насреддину, нет никаких немцев и, конечно, не было никакой войны. Если бы немцы взаправду существовали, — говорит ходжа, — за долгую свою жизнь я хоть одного бы да встретил. Но как же Шопенгауэр? — возражают ему. Ха, Шопенгауэр! — посмеивается Насреддин, давая понять, что в книжках, сами понимаете, написать можно всё, что угодно. А как же Гёте, Бах?
Чушь всё это.
Враки. Не было никакого Баха.
Кто же Фауста написал? Да кто угодно. Велика сложность — Фауста написать.
Ну хорошо, — теряют терпение оппоненты, — а как же хромой мясник Карл — тот, что за пустырём живёт?
Это Карл-то немец? Не смешите мои ботинки, не может он быть немцем.
Это почему?
Да потому, — говорит Насреддин, — что я его на базаре каждый божий день встречаю, а немцев, как уже было сказано, за всю жизнь ни одного не видал.
Однажды ходжа Насреддин обнаружил дыру в кармане халата. Продев в дыру палец, он внезапно почувствовал, что кончик пальца касается какой-то удивительно приятной на ощупь поверхности — гладкой, мягкой и тёплой. «Что бы это могло быть?» — задумался Нассреддин. Не найдя ответа, он призвал на помощь жену, попросил её сунуть палец в дырку и сказать, что она чувствует. Жена сделала, как её просили, сперва засмеялась, после заплакала.
Читать дальше