Дмитрий Дейч - Прелюдии и фантазии

— Что такое? — спросил я, встрепенувшись.

— Беда, братуха, ОН говорит: никого не выпущу.

— Кто — «ОН»?

— Чебурашка. Подлая тварь. Поймаю — убью нахуй… Говорит: пока в карты меня не обыграешь… слушай, а ты в дурака умеешь?..

Я помотал головой.

— Ну, зря… я его, гада, ни разу не обыграл, как ни старался…

— Открой дверь, дядя Витя, — попросил я. — Меня ведь искать будут.

— Зуб даю — не запирал! Наверное, этот говнюк постарался. Он, знаешь, такого наворотить может.

— Дядя Витя, здесь нет никого, только мы с тобой… А у меня на сегодня ещё два заказа. Сейчас Снегурочка за мной приедет. Если дверь не откроешь, она ведь полицию позовёт.

Дядя Витя посмотрел на меня ласково и сказал:

— Не, не позовёт… Я позвонил в твою контору и заплатил за всю новогоднюю ночь. Сказал, детишкам ты очень понравился. Забавный ты, братуха.

Я вытаращил глаза.

— Да ты не бойся, мы с тобой ещё хряпнем как надо. А шо?.. У людей праздник… Давай, Димыч! Шоб в ушах зазвенело!!!

3 Слушая украдкой записи папиных пациентов, я частенько задумывался, в самом ли деле логика клинического безумия противоречит обыденной, повседневной логике. Человек, Который Глотал Термометры делал это не за здорово живёшь, он глотал термометры в отместку за причинённые обиды — действительные или мнимые. Чаще всего его обижали санитары — люди физически крепкие, но — бездушные, способные обидеть как больного, так и здорового. Логическая цепочка «ОБИДА — МЕСТЬ — ТЕРМОМЕТР» кому-то может показаться абсурдной, притянутой за уши, но давайте посмотрим правде в глаза: в самом ли деле «СТРЕСС — СИГАРЕТА — РАК ЛЁГКИХ» или «ДОЛГОЖДАННАЯ ВСТРЕЧА — БУТЫЛКА ВОДКИ — ГОЛОВНАЯ БОЛЬ» или даже «ЖЕНЩИНА — ЦВЕТЫ — КИНО — ПОСТЕЛЬ» выглядит разумнее или целесообразнее?

У дяди Вити был Чебурашка, у меня — дядя Витя. Мне было трудно поверить в существование маленького пушистого мерзавца, но ведь и сам по себе факт существования дяди Вити мог бы показаться весьма сомнительным человеку, не говорящему по-русски: феномен из разряда тех, что появляются на страницах жёлтой прессы: «Японка три года просидела в шкафу», «Мальчик был воспитан орангутангом», «Дедушка подарил внучку резиновую женщину» или «Профессор астрономии подглядывал за соседкой при помощи дальнобойного телескопа».

Первого января, в полшестого утра, когда законопослушные ив-ритоязычные граждане ещё не проснулись, а русскоязычные — после салата «Оливье», разбавленного сладким артёмовским шампанским — уже улеглись, на улицу Алленби вышел Дед Мороз.

Он был без Снегурочки, без мешка для подарков и без оленьей упряжки.

Бороду он потерял или, возможно, оставил на память фанатам или ночным поклонницам, правая ватная бровь опустилась так низко, что почти полностью закрыла обозрение, левая отсутствовала вовсе, пластмассовые очки покосились, и даже круглый красный нос съехал набок. Просторный халат был порван в трёх местах, перепачкан чем-то ядовито-зелёным и сильно обожжён, будто кто-то пытался выяснить, что получится, если подпалить его с разных сторон зажигалкой, и только форменная шапка с пушистой каёмкой сидела на нём как влитая.

— Всё в порядке? — осторожно спросила девушка при исполнении, выглядывая из окошка полицейской машины.

Я помахал ей рукой, пытаясь изобразить любезную улыбку. Небольшой утренний променад после бурной новогодней ночи. Ничего из ряда вон выходящего.

Девушка помахала в ответ и засмеялась. Их тут, в Тель-Авиве, ничем не проймёшь.

Когда полицейская машина, наконец, отчалила и скрылась за горизонтом, я остановился как вкопанный. Мне вдруг стало ясно, что я совершенно не помню, как выбрался. Глубокий провал в памяти, заполненный каким-то мельтешением, гиканьем, плясками на столе, дяди-витиным хохотком, его колоритным «а шо?». Чем дальше, тем лучше я понимал, что со мной произошло нечто настолько странное и удивительное, что память предпочла похоронить это в своих тайниках и подвалах — чтобы не смущать меня, не портить мне жизнь, не дать повода усомниться в незыблемости законов повседневного существования. И только одна фраза, состоящая из двух слов:

«пики — козыри» — засела в голове так прочно, будто сама по себе могла объяснить, чем закончился этот необыкновенный новогодний ужин.

Свет: торшер в углу кабинета. Шторы задёрнуты. Звук: шипение кондиционера. Шаги в коридоре. Запах: едва уловимый аромат одеколона «Богарт». Глаза плотно закрыты. Руки сложены на животе. Голова покоится на подушке. Дыхание медленное, как у спящего. Мышцы лица расслаблены. Голос — ровный и тихий. — думаете, это поможет?