Сейс Нотебоом - Следующая история

Так оно, видимо, и было, потому что так сказала она. Я попытался представить себе, как это. И кто-то еще, наверное, — тоже, потому что чей-то невидимый голос произнес: «Девчонка что надо». Никто не засмеялся.

Жук принялся выкапывать вокруг мертвой крысы некое подобие траншеи. Теперь к нему присоединился еще один жук, но тот особой активности не проявлял.

«Самец». Разумеется.

Теперь самка начала подталкивать кадавр, тот с каждым толчком чуть пододвигался, самую малость, одеревенело, нехотя. Мертвые, кто бы они ни были, не желают, чтобы тревожили их сон. Казалось, жук хочет свернуть крысу в ком, толстая, бронированная, блестящая черным голова билась о кадавр снова и снова — будто ваятель над слишком большой для него глыбой мрамора. Время от времени изображение передергивалось, и всякий раз вслед за этим оказывалось, что дело у нас продвинулось чуть дальше.

«Как вы видите, фильм укорочен и смонтирован, в действительности же процесс был снят на пленку целиком и продолжался около восьми часов».

Сокращенная версия шла тоже довольно долго. Кадавр скрючивался, становясь все круглее, больше и больше напоминая шар: лапки переплетены вместе, голова крысы, вмятая в брюшную полость, совсем пропала из виду, жук продолжал свою пляску смерти вокруг мохнатого клубка.

«Это называется падальным гнездовищем».

Падальное гнездовище, я попробовал эти слова на вкус. Никогда прежде не слыхал. Всегда благодарен за новое слово. А это выражение оказалось еще и красивым. Покрытое мехом ядро из крысиной плоти медленно закатывалось в траншею.

«Теперь в могильном углублении самка начнет спариваться с самцом».

В полумраке кто-то громко причмокнул, будто целуясь.

Включив свет, она взглянула на долговязого прыщавого паренька в третьем ряду: «И затаился? Не строй из себя паиньку».

Паинька. Словечко-то какое! И произнесла она его нараспев, как все северяне. Свет снова погас, но я знал, что тому смутному, неопределенному чувству, которое я к ней испытывал, внезапно назначено было стать любовью. Затаился? Не строй из себя паиньку. Два жука слегка поскреблись друг о друга, словно получив приказ, да так оно, собственно, и есть. Мы — единственный вид, уклонившийся от первоначального намерения. Вечно одна и та же возня, вихляние, еще более странное оттого, что большинству-то животных при этом даже ложиться не нужно, так что в копошении там, на экране, было что-то от неуклюжей, разухабистой пляски, когда один должен двигать другого по кругу, и все это — в мертвой тишине. Танец без музыки, а ведь когда те танки налезали друг на друга, стоял, наверное, невообразимый грохот. Но может, у жуков вообще нет ушей, забыл об этом спросить. Два броневика вдруг расцепились, и один принялся гоняться за другим. Я давно уже перестал различать, кто есть кто. Она знала.

«Теперь самка изгоняет самца из могильного углубления».

Гудение в классе, девочки издают звуки повыше. Сквозь шум я услышал ее одобрительный грудной смех и почувствовал обиду.

Потом самка стала выкапывать вторую канавку, «инкубационные камеры для кладки яиц». Вот и еще выраженьице. Эта женщина учила меня новым словам. Вне всякого сомнения, я любил ее.

«Через два дня она отложит туда яички. Но прежде она станет размягчать падаль».

Яички. Никогда не приходилось видеть, как тошнит жука, теперь увидел. Сидел на уроке у женщины, которую любил, и смотрел, как из стократно увеличенной, напоминавшей фантастическое чудовище головы жука, которого называли могильщиком, извергается зеленый желудочный сок на круглый комок стервятины, что еще час назад видом был похож на дохлую крысу.

«Теперь она станет прогрызать в падали отверстия». Так оно и случилось. Землеройная машина, мать, яйценосительница, любовница, mamma [30] Материнская (кормящая) грудь, сосок, мама (лат.) . отъела кусок от крысиного клубка и снова выблевала это в ямку, которую только что выгрызла в том же самом крысином шаре. «Таким образом она подготавливает желоб-кормушку». Падальное гнездовище, инкубационная камера, желоб-кормушка. И ускорение времени: через два дня яйца, спустя пять дней личинки. Нет, мне известно, что время невозможно ускорить. Или — возможно? Яички белые и блестящие, капсулы цвета спермы, личинки в мягких колечках — ожившая слоновая кость. Мать впивается в крысиное пюре, личинки облизывают ее челюсти. Пять часов спустя они могут есть сами, на следующий день они уже ползают внутри свернутого в клубок кадавра. Caro DAta VERmibus, плоть, отданная червям. Латинистская шуточка, прошу прощения. Вспыхнул свет, гардины раздвинуты, но вот что и впрямь вспыхнуло — так это ее волосы. Снаружи светило солнце, каштан шевелил на ветру ветвями. Весна, но в класс прокралось уже представление о смерти, о связи между умиранием, совокуплением, пожиранием, видоизменением, о ненасытном движении той зубастой цепи, которая и есть — жизнь. Класс рассеялся вовне, мы же так и оставались стоять с чувством какой-то неловкости.