Оливия Голдсмит - Билли-талисман

— И? — поторопила Кэйт. Она гадала, когда же улетает самолет Джека, собирается ли он на самолет, звонил ли в дом Горовицей, звонил ли своему кузену Максу.

— Потом он сказал, что, по правде, не хотел уезжать, объяснял про какую-то затруднительную ситуацию на рынке. И я сказала, что когда-нибудь, может быть, мы поедем вместе.

— И что он на это ответил? — спросила Кэйт.

— Ну вот, конечно же, официантка появилась раньше, чем он смог ответить. Мне так не везло. Ты же знаешь, сколько времени у Джека уходит, чтобы сделать заказ. И он настаивал на том, чтобы одни продукты на тарелке не смешивались с другими.

Кэйт забыла про эту его фобию. Она кивнула Бине.

— Мы выпили, и было похоже, что наш ужин пройдет отлично, пока я не стала говорить ему, как сильно мне будет не хватать его. Я полагаю, в этом нет ничего плохого, верно? Мужчина отправляется на месяцы на другой конец света. Мы с Джеком никогда еще не уезжали друг от друга дальше чем на десять миль с тех пор, как стали встречаться.

— Правда? — спросил Брайс. — Так романтично!

— Это так, правда, Кэйт? Она была на той вечеринке у Макса — ну, знаете, соседа Кэйт, что живет напротив, — на которой я познакомилась с Джеком.

Кэйт отвела глаза. У Бины была привычка заниматься тем, что ее друзья называли «еврейской географией». Кэйт получила квартиру, потому что брат Бины был знаком по летнему лагерю с Джейсоном, сыном владельца дома, и он рассказал Бине о том, что есть квартира, а она передала информацию Кэйт. Так Кэйт попала сюда. Потом они с Биной были приглашены ее братом на одну манхэттэнскую вечеринку, которую Макс устраивал еще на своей старой квартире. И Бина во время одного из немногих ее путешествий через Ист-Ривер встретила там Джека. В общем, это могло продолжаться бесконечно, через еврейские школы, летние лагеря, мицва-бары, свадьбы, кузенов, и так далее.

— Странная вещь, мы выросли в Бруклине, всего в шести кварталах друг от друга, а познакомились только в ту ночь и с тех пор не расставались. Я помню, он позвал меня выпить после вечеринки и пригласил на следующий вечер тоже. А потом тот уикенд, когда он пришел к нам на обед с моими родителями и братом и… мы так долго прощались друг с другом. Так что я подумала, было уместно сказать, что мне будет не хватать его. И понимаете, мне казалось, что это послужит ему толчком, что он начнет говорить. Наверно, мы уже закончили с закуской и основным блюдом. Я должна была ждать, когда он сделает предложение сам?

— Мужчин так легко вспугнуть, — добавил Брайс. — Помню, когда Этан Хаусхолдер мне сказал…

— Не сейчас, Брайс, — прервала его Кэйт.

— Да, простите. Продолжай, дорогая.

Кэйт должна была признать, что Бина не могла найти двух более благодарных слушателей, чем Брайс и Эллиот. Иногда просто выговориться было лучшим методом лечения. Но тут, как только она подумала, что они начинают выпутываться, Бина снова заплакала. Легкие пошлепывания Эллиота и воркование Брайса только усугубляли дело.

— И вот его лицо словно все побелело. И он сказал: «Бина, ты знаешь, что мне придется пробыть в Гонконге почти пять месяцев, и это будет непросто». Он все держался за свой нагрудный карман, и напряжение было почти невыносимое. Мне все казалось: сейчас это произойдет. А он все сидел. Мне хотелось крикнуть: «Почему ты сейчас же не вытащишь эту вещицу оттуда и не попросишь выйти замуж за тебя?» Но — ничего. Он просто сидел, смотрел вниз и доедал этих чертовых цыплят по-рангунски.

— И как ты поступила? — спросил Эллиот.

Кэйт боялась, что сейчас услышит, как Бина впала в истерику, набросилась на Джека, устроила страшную сцену или что-то еще более драматичное. Однако Бина ее удивила.

— Конечно же, я пошла в комнату для леди.

— Конечно, — одобрил Брайс. — Не будем говорить, сколько раз мне хотелось самому пойти туда.

— Итак… — продолжала Бина. Она широко распахнула глаза, и они остекленели, словно она увидела ту сцену опять.

Кэйт, Эллиот и Брайс задержали дыхание. Тут зазвонил телефон.

— Черт! — бросила Кэйт и схватилась за трубку, проверяя определитель. — Это опять твоя мама. Я думаю, тебе лучше поговорить с ней.

— Лучше застрели меня! — был ответ. Кэйт застыла на мгновенье. Она бы не смогла изложить ситуацию Майре Горовиц, но сердце не позволяло ей передать трубку Бине. Но она не могла снова не отвечать на звонок…

— Я отвечу, — вызвался Эллиот.

— Не смеши, — сказала Кэйт, осознавая, что он все глубже увязает в ее бруклинской жизни. Она нажала кнопку ответа.