Рубен Ишханян - Тюрьма для свободы

Как бы то ни было, все в теле, если оно красиво, должно быть пропорционально. Вот, смотри. Я беру чистый лист бумаги и начинаю обозначать контуры. Пишу сверху вниз. Вначале голова, шея, плечи, две руки, спускаюсь, маленький изгиб там, где у женщины талия, ноги, ступни… Добавляю на голове волосы, как у тебя, стоящие дыбом… Глаза, нос, рот… На уровне глаз вывожу уши. Вот и все. А теперь смотри… Есть такое учение, называется Каббала. И в нем есть понятие десяти сефирот. Десять сефирот — это Древо жизни. Оно хранит в себе много тайн. Духовная природа человека скрыта в его физическом теле. Погоди, каждая из сефирот имеет свое место в расположении тела. Кетэр — венец. Находится на самой вершине, там, где должна сидетьь корона у короля. Потом рядом с ушами по левую сторону Бина — понимание, по правую сторону Хохма — мудрость. Первая триада, и только она символизирует разум Вездесущего. В Каббале смысл этой триады декламируется следующим образом: „пусть разум, который есть Кэтер, Хохма и Бина, будет разумом Творца, думающим через Вас и реализующим объект своей мысли в Вас“. Там, где у нас плечи, имеется Гевура — справедливость и правосудие, Хэсед — любовь и милосердие. Там, где у нас сердце — наличествует Тифэрет, красота и сострадание. Вторая триада отождествляется со сферой эмоционального проявления. Здесь уже оказывается возможным отделить разум Отца, который принес человеку светлые мысли и идеи, от его души. А душа без разума Демиурга (без Духа) — все равно, что человек без внутреннего света. Там, где руки, помещены Ход и Нэцах, то есть великолепие и победа. На уровне ягодиц находится Йесод, и последнее есть основание. Это триада ассоциируется со сферой природы. Это триада характеризует процесс „материализации души“. Отсюда „светлые“ идеи Яхве не достигают сути. Происходит роботизация сознания человека. К власти приходит Зло. Человек становится зомби!

Десятая сефирота, последняя и самая важная, — это Малхут, или Царство. Она есть самая нижняя сефира. Порой переводится как „стремление к власти“, но это не властолюбие, вложенное в характер человека, а готовность признать Бога правителем Вселенной. Но обрати внимание, где она располагается. В самом низу, у ног».

Рэн понимал важность тела и духовного начала в нем. Но толкования Мастера уводили в метафизическую даль. Начинал постепенно путаться в чем-то непонятном. Потому что не понимал, где есть Я на уровне тела и души, а оно постоянно где-то посередине. Мастер мог рассказывать об этом часами, позабыв об одиннадцатой сефироте — Даат, что есть знание. Не помня о том, что именно она объединяет тело с головой, не скажет главного. Даат — это восприятие пустоты. Это место, где нет надежды, нет завтра: точка переворота сознания. Даат — человеческая тяга к беспорядку и неопределенности. Смысл понятия Даат передается словами «И Адам познал Еву». В нем заключены Хэсед и Гевура, то есть любовь и правосудие. Без правосудия любовь развращает. Так ли это на самом деле? Эрос стремится к свободе, но правосудие сдерживает его. Что такое привязанность после храма фемиды? Что есть любовь в пустом пространстве? Рэн узнает об этом позже. Теперь он следит, как Мастер подходит к ящику, где держит репродукции разных картин. Наблюдает, как вынимает учитель несколько из них, приближается к столу, начинает раскладывать. Потом просит Рэна взглянуть на них. Он рассматривает картину за картиной. Понимает, что нарисовано искусно и красиво. Осознает, что использованная техника достаточно хороша. Но он не может прийти в изумление от увиденного. Имена художников ему ни о чем не говорят. Смотрит на картины, в нем рождаются истории, когда-то кем-то воплощенные на холсте. Рэн всматривается в обнаженные тела и размышляет, думает о том, о чем говорил, и будет говорить Мастер. Но на удивление Рэна он так ничего и не сказал. Лишь положил руку на плечо своему ученику, улыбнулся и указал место, откуда тот позировал. Они понимали друг друга в полном молчании. Но теперь, казалось, для Рэна было странным поведение Мастера. Была некая недосказанность, и ему хотелось бы подольше и внимательнее рассмотреть картины. Нужно было слушаться Мастера. Стоя там, откуда Мастер рисовал его, Рэн думал об одном и том же. Мысли его уносили куда-то вдаль. Ему казалось, что он лишился удовольствия. И лишь впоследствии он поймет, что удовольствие заключается в незаконченности.

«В то время, когда старался научиться готовить для себя яичницу из двух яиц, началась война» , — так в большинстве случаев вспоминал об этом отрывке своей жизни Рэн.