Юрий Поляков - Гипсовый трубач - дубль два

– Знаете, Дмитрий Антонович, – решился Кокотов, – есть у меня одна идея. Но даже не знаю…

– Рассказывайте! – приказал Жарынин, теплым взором смерив оставшуюся в графинчике водку.

– А если нам написать историю современной, тонкой, сложной женщины, попавшей от безысходности в сети лесбийской связи и вызволенной оттуда настоящим мужчиной, которому она когда-то поклялась в любви возле гипсового трубача. Как? – одним духом выпалил писодей.

– Да вы что в самом деле! – рявкнул игровод и швырнул ложку в тарелку с такой силой, что тройная царскосельская уха вышла из берегов и пролилась на скатерть. – Я вам не Тинто Брасс какой-нибудь!

– Но я… хотел…

– Не оправдывайтесь! Эта Обоярова вас погубит, обязательно погубит! Вы, Кокотов, становитесь безысходным эротоманом.

– Но почему… безысходным?

– А каким же еще? Ладно, подумаю, как вам помочь!

– Не надо мне помогать!

– Не капризничайте – ешьте уху, она оттягивает! И снова хочется жить!

– Мне и так хочется жить, – желчно сообщил писатель.

– Знаете, в чем между нами разница?

– В чем?

– Вы пассивный оптимист. А я активный пессимист. Мир принадлежит активным пессимистам.

– Не надо меня классифицировать! – буркнул автор «Заблудившихся в алькове», ломая сочащуюся жиром куропатку.

– Ладно, не обижайтесь! Давайте под дичь по последней!

Счет, принесенный на серебряном подносе, как успел зацепить глазом наблюдательный литератор, оказался смехотворно мал. Расплатившись, Жарынин заметил недоумение Кокотова и объяснил:

– Ресторан работает по ценам ведомственной столовой. А как же! Вы помните два эпизода, погубивших Советскую власть? Первый: на светофоре таксист въехал в зад черной «волге» секретаря горкома партии, крышка багажника распахнулась, и потрясенные пешеходы увидели пакет с продовольственным заказом, из которого подло торчали два батона сырокопченой колбасы. Начались массовые волнения. А через два дня «Московские новости» напечатали меню столовой ЦК КПСС, где бутерброд с икрой стоил двадцать копеек. Узнав такое, народ взял штурмом цитадель марксизма на Старой площади, и социализм закончился. Однако, подарив нам всем благословенный капитализм, борцы за рынок для своего личного пользования, так сказать, в награду за годы борьбы и лишений оставили себе немного социализма. В таком оазисе социализма мы с вами, друг мой, только что отобедали.

– А если напечатать меню «Царского поезда» в «МК»? – мстительно предложил Кокотов.

– Бесполезно. Народ уже приучен к несправедливости, как испорченный пионер к содомии, и даже находит в этом удовольствие. Вы сыты?

– О да!

– Тогда в путь!

Прежде чем покинуть управление конституционной стабильности, соавторы, откушавшие в изобилии изумительного морошкового морса, отправились искать туалет, но заплутали и набрели на скромную дверь с надписью «Служебное помещение», возле которой стояли два огромных пятнистых спецназовца с ручными пулеметами наизготовку.

– Простите, где тут клозет? – светски спросил Жарынин.

Бойцы молча показали стволами в противоположную сторону.

– Вы поняли, поняли? – шептал режиссер, увлекая писодея подальше от грозных истуканов. – там подземный ход!

– Так это правда! Я думал, Мохнач нас разыгрывает!

– Конечно, правда! Но вы ни-ни!

Взволнованные открытием, они едва не забыли о цели своих поисков… Пока шли к машине, Жарынин шумно вдыхал воздух и клялся, что сентябрь – его любимый месяц. Действительно, Москва переживала раннюю погожую осень, когда листва лишь начинает желтеть, тихо превращаясь в ароматный солнечный тлен. Люди были одеты почти по-летнему, но в лицах уже появилась безнадежная благодарность этим последним теплым дням.

Вдруг из кокотовского кармана послышалась песнь «Сольвейг», он вынул телефон: высветившиеся цифры были совершенно неизвестны.

– Алло!

– Андрей Львович, ну как, удалось? – спросил голос Натальи Павловны.

– Вы знаете мой номер? – от неожиданности писатель заговорил совсем не о том.

– Знаю. Удалось? Нет? Я сама догадаюсь. – Она помолчала. – Вам удалось. Ведь правда?

– Да, удалось.

– О, вы мой герой, мой спаситель! И что Скурятин?

– Он при мне позвонил Дармидяну и велел открыть дело!

– Гамлету Отелловичу! Какое счастье! О, вы мой Ланселот, вы моя надежда! Приезжайте скорее, я страшно соскучилась! Вы меня поняли? Когда, когда вы будете?

– Часа через два, если не застрянем… – ответил, покосившись на Жарынина, автор «Любви на бильярде».