Владимир Вертлиб - Остановки в пути

— Его Пупсик звали… Я с ним по два раза в день в Аугартене гуляла… Сейчас бы у меня сил не хватило даже из дому выйти…

Я не сдержал обещание, данное фрау Бергер, и рассказал родителям о портрете фюрера, о мерзких поляках и о войне. «Вот старая фашистка!» — громогласно возмущается отец и добавляет, что его коллеги в книгохранилище Венской университетской библиотеки, где он недавно нашел работу, несут такой же жуткий бред.

— Иногда я думаю, — в бешенстве заключает отец, — уж не один ли из них бабушку мою убил во время войны. Знаешь, из таких подтянутых, поджарых старичков, которые армейскую выправку до сих пор сохранили. Так и хочется схватить автомат и прямо по ним — тра-та-та!!!

— Что ты такое говоришь при ребенке! — возмущается мама. — Чему ты его учишь? Как ты его воспитываешь? Если тебе здесь невмоготу, пожалуйста, ради Бога, вернемся в Израиль. Но ведь это ты хотел из Израиля уехать, разве нет?

— Ну да, да, что ты на меня набросилась! Тебе что, наплевать, что твой сын в фашистской стране растет? Послушай только, что он об этой фрау Бергер рассказывает.

— Кроме нее, после школы за ним присматривать некому, какая разница, фашистка она или нет. А для меня важно только, чтобы он получил хорошее образование.

— А я, по-твоему, этого не хочу?!

— Мне все равно, где он вырастет.

В этот вечер родители еще долго спорят обо мне и о моем будущем, а я разглядываю карту Третьего Рейха на портсигаре, стараясь запомнить названия городов: Мюнхен, Нюрнберг, Франкфурт, Кёльн, Ганновер, Берлин, Штеттин, Кенигсберг, Бреслау, Троппау… А я и не знал, что все эти города находятся в Австрии… В конце концов я обнаружил на карте Вену, а Вена, как всем известно — столица Австрии.

На следующий день я показываю портсигар одноклассникам и спрашиваю у них, почему на этой карте у Австрии совсем не такие очертания, как на нашей большой географической карте, висящей на стене под распятием и портретом федерального президента Йонаса. [6] Йонас, Франц-Йозеф (1899–1974) — австрийский политик, в 1965–1974 гг. — федеральный президент Австрийской республики. Мой портсигар замечает учительница, качает головой и строго, что ей обычно несвойственно, спрашивает:

— Откуда ты это взял?

Я пугаюсь, словно меня поймали на месте преступления, мне невдомек, за что меня ругают, и я, заикаясь, лепечу:

— Соседка моя… Ну, у нее еще чучело пуделя, Пупсика… Она добрая такая… Вот она мне эту коробку и подарила…

— Совершенно напрасно, — сухо замечает учительница, возвращает мне портсигар и добавляет:

— Это не карта Австрии… Это… Это… — Она явно не может подобрать слова. — Тебе не понять! И вообще, скажи своей маме, что я вызываю ее в школу.

Потом она быстро меняет тему разговора.

Через несколько дней родители отбирают у меня портсигар, а отец укоряет маму, что вот, мол, она меня никак в группу продленного дня устроить не может. Мне, мол, вредно полдня просиживать у «фашистки». И вообще, ему с каждым днем все яснее становится, что в Австрию приезжать не стоило. Мама вздыхает и раздраженно спрашивает отца, уж не хочет ли он вернуться в Израиль, а то и втайне лелеет надежду в советском консульстве покаяться, авось назад пустят?

— Если уж нас судьба сюда забросила, значит, постараемся как-нибудь устроиться, — заявляет мама.

И, как всегда в таких случаях, отец упрекает маму в фатализме и в том, что ей чужд интерес к принципиальным мировоззренческим вопросам.

А меня интересует только одно: когда я получу свой портсигар.

— Когда вырастешь и научишься понимать, что к чему, — выносит приговор мама.

С фрау Бергер я познакомился зимой семьдесят второго года. В маленькую однокомнатную квартиру мы въехали осенью, вскоре после возвращения из Рима. В эмигрантском доме в Бригиттенау ни одной свободной комнаты не нашлось, и только благодаря нашей старой знакомой мадам Фридман, устроившей нас на ночлег у себя в кухне, мы не оказались на улице.

Выяснилось, что найти квартиру ох как нелегко. Мама вырезала из крупных газет объявления о сдаче внаем и шла к ближайшей телефонной будке. Через полчаса она обычно возвращалась, грустная и подавленная. «Иностранцам не сдаем!» — раздавалось в трубке, едва мама успевала открыть рот. И когда мои родители ходили посмотреть свободные квартиры, им тоже не везло. «Само собой, вид у вас вполне приличный, — в конце концов объяснил маме ситуацию один маклер, лучезарно улыбавшийся и чрезвычайно говорливый. — Вы не какая-нибудь там турчанка или югославка. Но что поделать, сожалею, хозяин специально подчеркнул, что иностранцев у себя видеть не желает».