Бронислав прыгнул вперед и с трех шагов раз и другой выстрелил зверю прямо в грудь. Косматая глыба навалилась на него, подмяла под себя, выбила из рук ружье. Бронислав рухнул навзничь. Конец! — подумал он, почувствовав медвежьи когти у себя за ухом, попробовал достать нож, но под тяжестью туши не сумел высвободить руку. Между тем когти вдруг дернулись и застыли, мертвый зверь лежал на нем, вдавливая его в землю всей своей массой.
Брыська, скуля, рыл землю, пробивался к хозяину. Еще давай, еще,— поощрял его Бронислав,— вырой подо мной ямку...
Но Брыська, добравшись, наконец, до него, рыть перестал и лишь радостно лизал ему лицо.
— Эй, кто здесь стрелял? — раздался окрик поблизости.
— Я стрелял.
— А ты где?
— Здесь я, под медведем...
Николай Чутких подошел, оттащил тушу.
— Ну, у тебя все цело? Бронислав сел, потом встал на ноги.
— Вроде цело... Просто он, подыхая, свалился на меня.
— Мне случалось уже вытаскивать людей из-под медведя. Но в таком виде, без единой царапины — впервые вижу!
— Ну, царапина, положим, есть... Больно за ухом. В предрассветном полумраке Чутких осмотрел рану.
— Ничего, заживет... Он хотел скальп с тебя содрать, но получил две пули, и обе смертельные... Ай да Бронислав Эдвардович! Молодец, не ожидал!..
Он пожал Брониславу руку, Брыська подскочил и залаял просительно.
— А тебе чего? Ты тоже вел себя молодцом. Щенок еще, а кинулся на медведя.
— Как он здесь оказался, не знаю,— задумчиво проговорил Бронислав.— Наверно, я окно не запер как следует, вот он и выскочил, побежал по моему следу.
— Да, чутье у него что надо... Он здесь в овсе лежал, глянь, какая вмятина, боялся к тебе подойти, свою вину чувствовал. Но когда медведь приблизился, бросился спасать... Сзади цапнул, глянь, кусок задницы с мясом вырвал, ай да Брыська, ай да волко-лайка! — он похлопал его по холке.— Послушай, если надумаешь продать его, я куплю. Двадцать пять рублей за него дам!
— Что вы, Николай Савельич, я его ни за какие деньги не продам...
— Знаю, я просто так сказал, на всякий случай... Вот ведь растет собака — умом в лайку, а хваткой в волка. Невероятно!
Они еще раз осмотрели медведя и пошли домой за телегой. Дорогой Чутких рассказал:
— Я тоже взял двустволку и пошел к овсам, ведь он и у меня вытоптал. Просидел полночи, вдруг слышу — собака лает, надрывается и сразу бах-бах, два выстрела, а потом вроде бы собака заскулила... Ну, я и кинулся бежать со всех ног, вдруг несчастье какое...
Емельяновых они застали за завтраком. Сидела вся семья и работник Пантелеймон. Поклонились, перекрестились на образа, и Чутких сказал:
— Мы к тебе с просьбой, Сидор Карпович. Дай-ка мам коня, покойника привезти.
Все со страхом уставились на Бронислава, который был весь в крови — медвежьей и своей, потому что рана продолжала кровоточить.
— Господи, никак медведь убил кого.
— Слава богу, не он, а его убили.
— Медведя? Ты, что ли?
— Не я, а Бронислав Эдвардович! Один пошел и убил.
Все заохали, заахали, Николаю пришлось все рассказать с самого начала, Лукерья тем временем промыла и перевязала рану Бронислава, потом их обоих покормили, и только после этого они сели на телегу и поехали.
Весть о случившемся меж тем успела разойтись по деревне, так что медведя уже окружили дети, бабы, несколько мужиков.
— Надо его освежевать и разделать,— сказал Чутких.
— Но я не умею, никогда этим не занимался.
— Знаю, и для первого раза сделаю это за тебя, а ты смотри и учись.
Он потянулся за ножом, но Бронислав подал ему свой, купленный в Нерчинске. Николай глянул с одобрением, настоящий, таежный, сказал он, и принялся потрошить. Вытащил внутренности, отер нож о траву, затем они вчетвером взвалили тушу на телегу и поехали.
На дворе у Емельяновых Чутких содрал с медведя шкуру и разделал тушу. Бронислав внимательно следил за всеми его движениями.
— Ну вот, Сидор Карпович, зови гостей на лапу.
Дело было в пятницу. В воскресенье же устроили обед. Участвовали хозяева с работником Пантелеймоном, десяток соседей с женами, Чутких и Бронислав. Емка прийти отказалась. Бронислав выставил четыре литровых бутылки «смирновки», оставив себе только одну, последнюю. Выпили за здоровье охотника, закусив ломтиками холодного языка с груздями. Потом подали суп из медвежатины, две запеченные передние лапы с горохом и грудинку с капустой... Во время трапезы Николай Чутких наклонился к Брониславу:
— Нравишься ты мне, Бронислав Эдвардович! Хочешь, возьму тебя с собой на всю зиму, когда пойду пушнину промышлять?
Читать дальше