Игорь Неверли - Сопка голубого сна

— Ты что вытворяешь? Я уж думал, ты сбежал!

— Я бы и сам доехал, если б знал дорогу.

— Ты, давай, не больно...— продолжение фразы заглушил грохот подъезжающего поезда.— Пошли.

Бронислав потянулся было за чемоданом, но его опередил носильщик. Он хотел сказать: «не надо, я сам», но тут же передумал: пусть! Похожу в баринах последний раз!

С десяток человек сошли, столько же сели. Бояршинов подошел к проводнику третьего класса:

— Служебное купе свободно?

— Свободно.

Они поднялись и прошли по коридору в конец вагона, у последнего купе Бояршинов показал носильщику:

— Сюда, на верхнюю полку.

Носильщик поставил чемодан, Бронислав дал ему рубль, и тот рассыпался в благодарностях.

— Ты чего рублями швыряешься? — буркнул Бояршинов.— Тебе еще самому пригодятся.

Он снял шинель, повесил. Бронислав в это время снимал бурку.

— Офицерская бурка. Ты где ее раздобыл? Бронислав рассказал.

— Ну и везет же тебе. Бурка ротмистра Абдулдурахманова, ну и ну! Вот что, я дам тебе за нее 45 рублей. Заработаешь.

— Не в деньгах дело...

Поезд тронулся. Они сели друг против друга, посмотрели в окно на отдалявшееся здание вокзала, затем Бояршинов повернулся к Брониславу:

— А в чем же?

Надо его или поставить на место, или приручить, подумал Бронислав.

— Я уже давно хотел вас спросить, господин вахмистр, неужели вам доставляет удовольствие непрерывно меня унижать?

— Что значит «унижать»?

— Своим тыканием. Все «ты» да «ты», будто я ваш холоп.

— Так ведь по уставу положено!

— Устав хорош для поддержания дисциплины в походе или на этапе, когда арестантов много, а мы с вами будем в дороге много дней вдвоем, разговариваем о разном, так неужели обязательно тыкать, напоминать, что вы барин, а я хам!

— Я совсем так не думал, просто по службе...

— А нельзя ли просто по-человечески? Мы же вот сидим друг против друга, беседуем, никто нас не видит и не слышит. Зла я на вас не держу, претензий к вам у меня тоже нет, что поделаешь, служба у вас такая, обязаны меня доставить как товар. Вы уже пожилой человек, воевали, где-то у вас, небось, жена, дети, меня так и подмывает говорить вам «Данило Петрович», с полным почтением. Ведь так, кажется, к вам обращались в канцелярии?

— М-м-да, так...

— Но если вы меня считаете преступником, выродком, ненавидите меня, думаете, что я мало настрадался и, будь ваша воля, вы бы меня еще в кандалах подержали, то ничего не поделаешь, тыкайте. Я буду отвечать как положено: «Слушаюсь, господин вахмистр», «никак нет, господин вахмистр» — вот и весь наш разговор.

Он достал трубку и кисет, закурил. Несколько минут длилось молчание.

— А вас как зовут?

— Бронислав. По отчеству — Эдвардович.

— Значит, так: когда мы одни, то «Бронислав Эдвардович». А на людях «ты».

— Договорились... Закуривайте, Данило Петрович. Донской табак, Асмолова.

— Давненько я такого не курил...

Он достал кусок папиросной бумаги, свернул цигарку, закурил.

— Хороший табак, хотя для меня слабоватый... Так вы и пообедать успели?

— Успел. Соляночку рыбную заказал.

— О, это вкусно.

— Дружок один сразу вспомнился. Алешка Миллионщик.

— Вправду миллионщик?

— Ну да, у него миллион или два было, от отца в наследство получил Волжское пароходство. Двадцать судов на него работало, а он бесшабашно жизнь прожигал. И вот однажды, гуляя где-то в ресторане, услышал разговор о девушках, приговоренных к сибирской ссылке, такие молоденькие, мол, жалко, неужели им никто не поможет? И тут он словно очнулся, прозрел. Сам мне рассказывал. Подумал, какой толк от всей моей жизни, что я тут делаю. Освобожу-ка я этих девчат... Снял номер в меблирашках прямо напротив тюрьмы, высмотрел главную надзирательницу, подошел к ней на улице, то да се, представился: студент такой-то. Ну встретились они разок-другой, потом он ее к себе привел, соблазнил, обещал жениться. Через нее проник в тюрьму, установил связь с девушками, все организовал и выкрал их. Ну, а когда все раскрылось, его приговорили к каторге с поражением в правах и конфискацией имущества... Мы с ним встретились в московской тюрьме и потом вместе шли по этапу. Двое нас было всего таких бедолаг, что ни передач, ни денег ни от кого не получали, мы всегда старались встать первыми в очередь к раздаче, чтобы успеть съесть свою порцию и обернуться еще раз. Уж очень плохо он голод переносил, Алешка, прямо бредил едой и с таким вкусом рассказывал, как он питался на воле, что у нас животы подводило. Его просят — перестань! — он продолжает. Били его даже, все равно не помогало. Вот он мне и про соляночку рыбную рассказывал, какая это вкуснота и как ее готовят. Пришлось отведать.