Нил Шустерман - Теневой клуб

Вал подхватил нас, мы на секунду оказались на гребне, а потом нас протащило по заросшему моллюсками дну; но это ничего, это хорошо — значит, земля близко! Когда мы вынырнули, нахлебавшийся воды Тайсон едва не задохнулся. Я схватил его за руку, восстановил равновесие, и мы побрели к берегу. Вода была такой холодной, что в тот момент, когда я встал на ноги, их свело судорогой. Я едва мог двигаться; и когда мы выползли на берег, то тут же свалились на мокрый песок.

— Мне надо... мне надо научить тебя плавать! — выдохнул я. — Чтобы в следующий раз... когда такое произойдёт... — Тут до меня дошло, что я сказанул, и я разразился хохотом. Я кашлял, отхаркивался, смеялся и плакал — всё одновременно.

По другую сторону утёса загудели сирены. Наконец-то прибыла пожарная команда, но тушить было уже нечего: весь дом рассыпался и обгорелые обломки свалились в океан. Осталась лишь пустая каменная башня, похожая на короткую, приземистую дымовую трубу. Где-то там, около неё, сейчас находились остальные члены Теневого клуба, наверняка убеждённые, что мы оба погибли. Ну что ж, их ожидает сюрприз!

— Эй, Тайсон, — позвал я. Он повернулся. — Вот. — Я открыл молнию на заднем кармане, извлёк сложенную пополам фотографию и протянул её Тайсону. — Я подумал, что ты хотел бы её сохранить.

Тайсон взял снимок, раскрыл, посмотрел... Я заглянул ему через плечо. Нет, ничего, его папа с мамой почти не пострадали. Впрочем, он тоже не очень.

— Это единственная фотка моих родителей, — сказал он.

— А что с ними случилось?

— Они погибли, когда мне было семь, — проговорил он, а потом добавил: — при пожаре.

Он продолжал всматриваться в снимок — мокрый и поблёкший, но это было всё, что у него осталось.

Я лежал на холодном песке, ждал, когда судорога отпустит мышцы, и тут мой ум посетила смехотворная мысль: сейчас, когда я вымок с головы до ног, никто не догадается, что я нассал в штаны. Я так никогда никому и не рассказал об этом: ни родителям, ни Шерил — никому. Это осталось нашей с Тайсоном тайной.

На следующее утро солнце взошло как ни в чём не бывало.

Всю долгую ночь, после того как меня отпустили домой из больницы, во мне жило нелепое чувство, что рассвет не наступит, а если даже это и случится, то небо заволокут такие чёрные тучи, что день ничем не будет отличаться от ночи.

Но солнце встало, и небо было ясным. Я накрылся одеялом с головой, хоронясь от света, и закашлялся — уж очень сильно надышался дымом накануне.

В комнату вошёл отец и стянул одеяло с моей с головы.

— Одевайся, — холодно велел он. Никогда прежде отец не разговаривал со мной таким тоном — как будто обращался к чужому, незнакомому человеку. Да может, так оно и было.

Ночь прошла в такой суматохе, что ни мама, ни папа толком не смогли разобраться, что происходит. Но сейчас на моих часах было 11:15. Родителям, конечно, уже всё известно о Клубе и о том, что мы натворили.

— Кажется, у меня большие неприятности? — пробормотал я, прекрасно сознавая, что за свои «подвиги» заслуживаю самого сурового наказания.

— Неприятности, Джаред? — переспросил отец с горькой улыбкой, которая на самом деле улыбкой вовсе не являлась. — Неприятности — это не то слово. Поднимайся. Мы едем домой к заместителю директора школы мистеру Грину.

Больше папа ничего не сказал, мама тоже не упрекнула ни словом. Мои родители не из тех, что читают нотации. И всё же я вовек не забуду того ледяного тона, с которым мой отец проговорил:

— Никогда не думал, что мой сын свяжется с бандой.

Мы все сознались. Вы наверняка видели заголовки в газетах:

ГРУППА МЕСТНЫХ ШКОЛЬНИКОВ ТЕРРОРИЗИРОВАЛА ШКОЛУ И СОЖГЛА ДОМ

Да, дело вышло громкое. О нём узнали все. И всем стало известно, что я был главарём банды. Но никто не знает истории полностью. По крайней мере, пока. Само собой, мы все исповедались перед мистером Грином, и все были отстранены от занятий на две недели. Пришло время платить по счетам. Но когда Грин задал вопрос, почему мы сделали то, что сделали, никто не нашёл в себе силы духа, чтобы ответить. Мы потупили взгляды. Потому что он разговаривал с нами как с преступниками — лживыми, коварными, хитрыми преступниками. Словно мы в его глазах больше не были детьми. Мы не были людьми. Понимаете? Вот мы и не смогли выложить ему всю подноготную.

Он так и не узнал, что Теневой клуб собрался на ещё одно заседание — если это можно так называть. Произошло оно в понедельник, в первый день наших вынужденных двухнедельных каникул. Нам ещё повезло, что нас вообще не исключили — лишь благодаря нашим родителям, добропорядочным гражданам, столпам общества.