— На двух старых женщинах они все равно ничего не заработают, — сказала Анна. — Смотри, зато они сложили для нас стенку, дадим-ка нашим несчастным ногам немного покоя.
Так это и есть цель их паломничества, в результате которого огнем горели все суставы, — место у шоссе, лишенное всякой романтики и ориентированное на туристов?
— Будь у нас поблизости такой же чудодейственный источник, — засмеялась Анна, — я бы уж точно пила воду литрами.
— А таблетки, которые тебе прописали, разве не помогли?
— Ах, — Анна, как от назойливой мухи, отмахнулась от одного лишь упоминания об этом, — все эти женские дела у меня так и не наладились. Нормальный цикл не восстановился. Да и матка не подтянулась. Спустя многие годы после войны рентген показал, что в период роста мой позвоночник был поврежден. Сказалась работа на ферме. Иначе я уж точно была бы сантиметров на десять выше — как ты.
Лотта вспомнила групповую фотографию детей и внуков, сделанную по случаю ее семидесятилетия, — фотографию, сплошь заполненную потомством. На секунду она почувствовала себя виноватой. В каком — то смысле Анна работала за двоих. Если бы не легкие Лотты, она бы тоже жила в доме дедушки и делила обязанности с сестрой. Головокружительная мысль. Необъяснимый поворот судьбы: если бы вместо нее туберкулезом заразилась Анна, то их жизни поменялись бы местами. Приняла бы она тогда те же самые решения? Она смущенно смотрела на профиль сестры. От всех этих странных мыслей исходила опасная сила. Будет лучше, если все останется как есть. «Никогда не доверяй фрицам — фриц останется фрицем», — говаривал ее голландский отец. Впрочем, он и сам не отличался надежностью. Во время войны людей тщательно разделяли: надежный — ненадежный. Необходимая мера: без подобной строгой селекции они бы не выжили. Либо ты предаешь, либо нет. Разделение это продолжало существовать и после войны, только уже в прошедшем времени.
— Пошли, — Анна дрожала, — мне холодно.
Они повернули обратно, пересиливая боль в суставах, противившихся возобновлению прогулки. Солнце скрылось за деревьями и отражалось в облаках, заливая снежные поля розовым светом. Когда они добрались до Спа, из-за деревьев справа от шоссе выглянуло старое шале. Лотта остановилась.
— Посмотри, — воскликнула она, — какой прекрасный дом!
— Развалина, — сказала Анна сдержанно.
— Эта резьба по дереву…
Лотта подошла к краю откоса. Высокий дом угрюмо и таинственно вырисовывался в сумерках, словно был соткан из обрывков снов. На каждом этаже, по всей ширине фасада — балконы из темно — коричневого лакированного дерева, связанные между собой деревянными лестницами. Балконные двери распахнуты. Под краем крыши — широкая полоса кружевной резьбы. Когда-то обитатели дома после сладкого сна просыпались, открывали ставни, босыми ногами ступали на балкон и под лучами раннего солнца обозревали сад. Казалось, что за хорошую жизнь дом и наказали. За разбитыми стеклами теперь зияли черные дыры, ставни покосились, лестницы осели и провалились.
— Домик из рассказов Чехова, — вздохнула Лотта.
— Дом богатеев, никогда не державших в руках тряпку, — поправила ее Анна. — Жаль прислугу, которая должна была содержать в чистоте эту громадину.
— Они просто бросили его умирать, — возмутилась Лотта.
— Кто в состоянии сегодня оплачивать такие хоромы — расходы на отопление, ремонт, персонал…
Прагматизм Анны раздражал Лотту. Это звучало как «наконец-то справедливость восторжествовала».
— Все красивое исчезает, — пожаловалась она.
— Пойдем, дорогая. — Анна решительно двинулась дальше. Ох уж эти причитания по поводу старого, на ладан дышащего дома. Она, Анна, тоже постарела, и ставни ее покосились.
Они шли молча. В безмолвии Анны скрывалось порицание, которое Лотта ощущала в каждом шаге. Застройка становилась все более плотной, кое-где подметали тротуары. Спа снова вобрал их в себя — освещенные витрины магазинов, толчея и дорожное движение успокаивали. Они присели в кондитерской на площади Короля Альберта Первого и заказали воздушное грушевое пирожное. На заднем плане звучало попурри из известных мелодий.
Во взгляде Лотты мелькнуло узнавание.
— Это не… «Лили Марлен»?
— Военный хит, — усмехнулась Анна.
— Да… Я до сих пор помню, какой фурор произвела тогда Марлен Дитрих. Она все предвидела и вовремя покинула Германию.
— Ты хочешь сказать, что ей удалось сделать карьеру в Голливуде?
Читать дальше