Тесса де Лоо - Близнецы

Пласты времени столкнулись, подобно льдинам в океане, и со скрежетом надвинулись один на другой. До войны, после войны, кризис, прошлый век… — в чуть захмелевшей голове Анны проносились самые разные пейзажи, как если бы она ехала в поезде, мчавшемся на всех парах. В какой-то момент ее увлекал вперед паровоз, и за окном проплывали тонкие струйки дыма, а через минуту она оказалась в вагоне современного экспресса с ядовито-зелеными сиденьями из искусственной кожи. На мелькавших мимо станциях выстраивались персонажи из прошлого. Они не махали руками, но, прищурившись и нахмурив брови, провожали взглядом призрачный поезд. Берлинский вокзал был словно в огне, перрон окутан дымом. Где заканчивалось это путешествие? В конце жизни? Это ее не волновало. Они чокнулись и выпили за здоровье Лотты.

— Я спросила ее и о… — начала Лотта.

— Кого спросила?

— Бабушку… тетю Элизабет. Я спросила ее, знала ли она моего отца, когда тот был молодым? Я имела в виду родного отца. «Твой отец, — ответила она, — был приятным, умным молодым человеком, революционером в нашей семье. Мне он очень нравился. Именно поэтому я и приехала на его похороны, именно поэтому ты сейчас здесь, малышка. Да уж, чувствительные натуры умирают первыми, а эти свиньи живут до ста лет — так устроен мир». Бабушка любила крепкие выражения.

— Если бы меня тогда тоже забрала к себе какая — нибудь сказочная фея, — сказала Анна не без горечи, — то мне не пришлось бы хватить лиха.

В качестве сиротского вспомоществования Анне выплачивалось тридцать пять марок в месяц. Это были большие деньги по тем временам, и все же Марта относилась к Анне так, словно та была паразитом, пиявкой, присосавшейся к здоровому телу молодой семьи. Хроническое недовольство, которое она принесла в дом в качестве приданого, вымещалось на Анне — та же, измотанная работой и безучастная ко всему, не в силах была дать отпор. Когда она смотрелась в треснувшее зеркальце для бритья дяди Генриха, Марта язвительно замечала:

— Зачем ты собой любуешься, все равно же умрешь. У твоего отца был туберкулез, у матери — рак. Одним из двух тебя уж точно наградили. Так что не строй из себя принцессу.

Анна, начитавшаяся детских книжек, узнала в Марте настоящую мачеху из сказок. Однако справедливость, всегда торжествующая в подобных историях, в реальности заставила долго себя ждать.

— Зачем тебе новое платье, зачем тебе пить молоко, ты же все равно умрешь.

Теперь, когда все земные потребности были осмеяны и уничтожены в зародыше, в ней снова набирало силу старое желание исчезнуть навсегда. Но как? Естественным путем можно умереть от какой-нибудь болезни. Намеренный же переход из бытия в небытие представлялся ей делом непростым. Смятение привело ее в церковь — время, отнятое у коров и свиней, пришлось наверстывать позже. Анна надеялась, что благодаря своей страстной молитве она каким-то чудом в конце концов окажется на небесах. Но Бог, ее второй недосягаемый отец, не удосужился заглянуть в мрачную часовню Святого Ландолинуса. Вместо него из полумрака явился Алоиз Якобсмайер; он симпатизировал Анне с тех пор, как она задала взбучку римским солдатам. Именно он умолял ее дядю: «Да отправьте же вы ее в гимназию! В деревне не сыщешь лучшего ученика, чем Анна. Мы за все заплатим!» Анна схватила его за сутану и слезно молила о помощи: она хотела покинуть этот мир. Потрясенный подобной просьбой, он прошептал:

— Не делай глупостей! Бог даровал тебе единственную жизнь — это все, что у тебя есть. И он хочет, чтобы ты прожила ее до самого конца. Наберись терпения — когда тебе исполнится двадцать один, ты будешь свободна.

Двадцать один — до этого было так далеко.

— Я не выдержу, — сказала она сердито.

— Выдержишь, — он обхватил ладонями ее голову и легонько покачал из стороны в сторону. — Ты обязана!

Вскоре после этого организм Анны, ослабленный ежедневным изнурительным трудом и скудной пищей, будто сам внял ее мольбам: она простудилась и никак не могла выкарабкаться из болезни. Якобсмайер настаивал, чтобы ее отвели к врачу, но Марта отмахивалась от его советов — такая пустяковая простуда пройдет сама по себе. Тогда ему пришлось прибегнуть к хитрости. После мессы он зашел на ферму. Анна работала в хлеве, когда из-за угла с красным от злости лицом выскочила Марта:

— Здесь патер к тебе.

Якобсмайер сидел на кухне, держа на коленях гукающего малыша. Он выудил из кармана сутаны узкую коричневую бутылочку.