Йозеф Винклер - Родная речь

«Фрау Кобау, — продолжала Варвара Васильевна, — на втором этаже подавала отцу кофе, а дочь была внизу, на кухне, возле водопроводного крана, тут молния пробила крышу, и мать с дочерью упали, точно пронзенные одной стрелой. Все три дня, пока они лежали рядом на гробовом помосте, опять бушевала страшная гроза. А утихла она, как только обеих покойниц закопали в землю».

Варвара Васильевна вспомнила об одном батраке — конюхе, который ютился в убогой лачуге при конюшне. Сидя в своем закутке, он ухитрился повеситься на дверной ручке. «Ума не приложу, как можно повеситься на этой штуке! Прямо загадка какая-то, потому, наверное, это самоубийство и не выходит у меня из головы…»

Графиню фон Милльштатт, уже в гробу, ненароком оживил на семь лет могильщик. Он хотел снять с нее золотые кольца, но они так срослись с мясом, что ему пришлось отрезать пальцы графини. Она привстала в гробу и начала разглядывать свои отсеченные пальцы.

Затем последовал рассказ о женщине, которую по ошибке сочли мертвой, она проснулась в гробу, когда могилу уже почти засыпали. Хоронившие услышали стук по дереву, доносившийся из-под земли, но поначалу никто не отваживался выкопать покойницу и вызволить из гроба. Только спустя несколько часов могилу раскопали по распоряжению священника. Женщина лежала на животе уже мертвая, с вырванными волосами и до крови искусанными ногтями.

Николай получил огнестрельное ранение. Случилось так, что один из его братьев разрядил ружье, а другой между тем незаметно для него вновь вставил патрон, через какое-то время брат, разрядивший ружье, шутки ради направил ствол на Николая, нажал на спусковой крючок и прострелил Николаю легкое. Раздался страшный крик отчаяния: «Я застрелил брата! Брата застрелил!» Варвара Васильевна, которая в ту пору была еще батрачкой в этом доме, перевязала раненого, обмотав его туловище несколькими слоями марли. Истекавшего кровью Николая на руках отнесли в ближайшее селение, нашли там какую-то машину и доставили пострадавшего в филлахскую больницу.

«Только не надо прощаться с моим телом в казенном зале, положите меня здесь, вон в той комнате, — просил Николай. — А похороните в коровьем огороде, а не на горном кладбище». Когда Яков Меньшиков высказал однажды желание быть погребенным в Венеции, Николай сказал на это: «Нет уж, пожалуйста, не умирай. Я не сумею доставить тебя в Венецию».

«В деревне под Арриахом, — рассказывал Николай, — священник нарядился чертом и решил постращать недостаточно набожных прихожан, которых не видел на воскресной службе. Один из них, не на шутку испугавшись, вытащил нож и сказал: "Если ты черт, мне конец, если не черт, тебе конец". — С этими словами он всадил в священника нож».

В голодную пору Николай при поддержке соседских мальчишек приволок в деревню овцу, украденную и забитую камнями на горном пастбище. Оголодавший отец, однако, наказал его за кражу и велел ту часть баранины, которую сын принес домой, зарыть на коровьем огороде. В те времена, когда голод стал всеобщим бедствием, сосед предложил отцу гектар леса в обмен на один каравай хлеба. Отец дал ему хлеб, а от леса отказался.

Яков Меньшиков допытывался у Николая, случалось ли тому видеть человека, убитого молнией. «И даже скотины такой не видел? Было раз дело, когда на пастбище молнией убило трех телят под деревом, — ответил Николай, — но сам я не видел, их уносили отец и братья».

«Нынче я всю ночь был на похоронах, — сказал однажды Николай, — мне приснилось, будто иду я в Шпиттале за гробом фрау Бруггер. — На другой день и в самом деле пришло сообщение о смерти этой женщины».

Как-то раз Николай проезжал на велосипеде мимо скалы в угодьях соседа и вдруг слышит, как сверху какой-то малец злорадно кричит: «А у тебя дома кто-то умер! Умер!» Николай подналег на педали и, приехав домой, увидел бездыханное тело своего деда.

«Не хватало еще, чтобы Николаус женился на этой бабе», — говорила его мачеха… «Знала бы я, — сказала Варвара Васильевна, — что она прижила ребенка от русского, я бы с ней не особо церемонилась… Когда я была на сносях, наша собака защищала меня, а когда родился малыш, взревновала, и стоило мне взять ребенка на руки, как тут же куда-нибудь забивалась, только бы не видеть нас. Я млела от счастья, глядя на спящих детишек, вот уж где сама безмятежность…»

Когда она написала матери о смерти своего старшего и послала в Россию его фотографию, мать в ответном письме попыталась утешить ее: дескать, Господь забирает к себе красивых детей. «Мальчик опередил ее, ему привелось покинуть сей мир раньше, бабушка совсем ненадолго его пережила», — сказала Варвара Васильевна.