«Когда есть было нечего, а такое случалось часто, мы спускались к Днепру и выдалбливали во льду прорубь, рыбы, изголодавшись по кислороду, сами шли в руки. Мы их ловили и продавали на базаре. Весной на берегу Днепра и в озерцах было полно дохлой рыбы».
После того как ее мать три ночи отстояла в добровольном карауле у гроба одного молодого инженера, погибшего при обрушении моста, и кто-то спросил ее, не страшно ли ей было одной рядом с покойником, она ответила: «Мертвых бояться нечего, надо бояться живых…»
Какое-то время мать батрачила на крестьянина, который убивал девушек, проработавших в его усадьбе хотя бы несколько месяцев. Вышло так, что смерть отца спасла ей жизнь, поскольку, получив скорбное известие, она поспешила в родную деревню. «Радуйся, что едешь домой, — сказала ей дочь хозяина, — других работниц за труды он смертью наградил…»
В голодные годы поедание маленьких детей стало обычным делом в некоторых семьях. Мать Варвары, тогда еще девочка, нашла на чьем-то сеновале голову ребенка. Она поцеловала холодный лоб мертвого малыша, завернула голову в фартук и побежала домой. Трое суток она прятала под кроватью голову убитого ребенка.
Когда родная деревня Варвары, как и множество других селений, должна была оказаться на дне искусственного моря длиной в триста километров, старики отказывались покидать свои хаты. Их изгоняли из жилищ тракторными атаками. Кто-то был заживо погребен под крышей собственного дома.
В два часа ночи солдат германских вспомогательных войск ткнул стволом винтовки в ребра спавшей девочки и поднял ее с постели. В чулках до колен и короткой ночной рубашке — больше на ней ничего не было — Варвару втолкнули в вагон и вместе с остальной «рабочей скотиной» угнали в Каринтию. В поезде она нашла одеяло, которым можно было заменить верхнюю одежду. Прикрыв им тело, она рядом с сестрой и другими русскими стояла на вокзале в Филлахе, где их сфотографировали.
Апрельским днем 1943 года Варвара попала в усадьбу здешнего крестьянина, и первой ее мыслью был молчаливый вопрос: как здесь вообще может жить человек, на горе? Проработав несколько недель, она сказала хозяйке: «Я тут и года не продержусь, ноги протяну». «Не бойся, не протянешь», — ответила хозяйка… «И вот уже четвертый десяток пошел, как я работаю в усадьбе», — вздохнула Варвара Васильевна.
А вот хозяйка, ее будущая свекровь, вскоре умерла. Когда сын, в то время пятнадцатилетний подросток, вернулся с горного пастбища и вошел в комнату, где лежала одетая во все черное покойница, он коснулся ее холодных ступней и забормотал: «Нет, не может быть, мама не умерла». Гроб погрузили на подводу, и лошадь потащила ее на кладбище, шагавшие по бокам дети несли на плечах венки со свастиками на черных лентах.
Живя здесь, в горной деревне Каринтии, Варвара Васильевна прочитала роман «Эффи Брист» Теодора Фонтане, он нашел эту книгу в ящике подзеркальника. «Я ее два раза читала». В том же ящике он обнаружил русскую Библию для детей. Адам на картинке напоминал Тарзана в окружении зубастых зверей, а Ева смахивала на киноактрису.
Ее сверстницу-односельчанку, которую в 1943 году собирались угнать в Германию, заманили под Киевом в какой-то дом, забили, как скотину, а потом сбыли в трактир, где ее мясо подавали в виде шницеля и гуляша. Мясо было тогда редкостной снедью, каждый был рад урвать кусочек.
Во время войны один поляк был публично повешен на улице крестообразного в плане Патерниона за то, что обрюхатил уроженку Каринтии. Женщине сделали аборт. Всех иноземцев обязали присутствовать на месте казни. Но Варвара Васильевна не пошла.
В деревне на горе повесилась старая, третируемая многими односельчанами батрачка. Это произошло, когда кто-то из домашних, благоволивший к этой женщине, взялся починить водопровод, умышленно поврежденный соседом, который задорого продал ей домишко и хотел задешево его выкупить. Внук старухи, увидев ее висящей на кухне, выскочил на улицу и с криком: «Бабушка повесилась! Бабушка повесилась!» — побежал вдоль домов. Когда любопытный сосед сунулся было в дом, чтобы посмотреть на удавленницу, на пороге появился сантехник-доброволец и со словами: «Никогда не заходите в этот дом. Вам тут делать нечего» — преградил ему дорогу.
Одна крестьянка сильно недолюбливала своего старшего сына, которому, по крестьянскому обычаю, должна была отойти усадьба. По наущению матери его зарубили топором два его брата, чтобы все владение мог унаследовать ее любимец, младшенький. Они сумели убедить полицию и суд, что содеянное — результат необходимой самообороны. По словам гробовщика, который снимал мерку с уже умершей детоубийцы, он бросил ее в гроб, как полено в топку. Когда покойницу положили в катафалк, загремел гром, и небо рассекали такие молнии, что казалось, гора и долина вот-вот загорятся от вспышек синего огня. «С тех пор, — сказала Варвара Васильевна, — я и на курицу не могу топором замахнуться».
Читать дальше