Петер Эстерхази - Harmonia cælestis

— Но, — поднял он глаза, — военные взбунтовались бы, прояви мы опять пассивность. Невозможно годами заниматься мобилизацией и не двигаться с места. Невозможно годами говорить о враге, ничего не предпринимая.

Спрашиваю министра обороны Барту, понимает ли он, что означает этот шаг.

— Разумеется, это была последняя возможность включиться. — Да, включились, и основательно, причем без нашего ведома, вопреки закону.

Бомбежка Кашши, которая послужила поводом для объявления войны, была работой немцев, а не русских. В этом меня неоднократно уверял старший лейтенант Круди, начальник аэродрома, с которым мы вместе сидели в Шопронкёхиде и вместе же были депортированы в 1951 году в комитат Хевеш. Не думаю, что кто-либо спрашивал разрешения Хорти, что он мог как-то повлиять. Генштаб, Верт и компания, были уже слишком сильны, слишком много наобещали Гитлеру, о чем правительство и даже сам Хорти, видимо, мало что знали.

Маленькая деталь: 12 декабря 1941 года по указанию Гитлера [Гиттлера: дедушка почему-то писал его всегда через два „т“] — смех и слезы — мы объявляем войну США. Не обращая на это внимания, мы продолжали встречаться с сотрудниками посольства. Жена одного дипломата писала портреты членов семьи Хорти и продолжала, невзирая на объявление войны, бывать в Королевской крепости. Перед Рождеством она попросила меня помочь ей купить раму для портрета. Ей нужна была рама, украшенная венгерской короной.

— Почему? Для чего? — спросил я.

— О, вы знаете, я только что закончила портрет регента, и у меня остался один замечательный эскиз. Скоро мы покидаем вашу прекрасную родину, Мориц, и в Америке я хотела бы подарить его Отто (читай: Отто фон Габсбургу). He’ll be pleased with it! [119] Он ему понравится! (англ.)

До чего замечательно разбираются эти американцы в дебрях нашей европейской неразберихи!..

Нечто более интересное для историков. 16 декабря 1941 года, когда Бардоши перед повесткой дня просто-напросто информировал депутатов о несанкционированном ими объявлении войны США, на заседании выступал Золтан Тильди, лидер партии мелких хозяев. Не обмолвившись ни полсловом об услышанном, не заявив протеста против такого порядка объявления войны и не потребовав поставить этот вопрос в повестку дня, он славословил Хорти и приветствовал осуществленную весной аннексию Бачки — будто тост произносил на какой-нибудь вечеринке. (Именно за это, аннексию Бачки и объявление войны без согласия парламента, Бардоши в 1946 году предали суду и казнили. В это самое время тот же Тильди был премьер-министром и президентом Республики с правом помилования. Стенограмма упомянутого заседания за время пребывания Тильди на официальных постах была засекречена. Или уничтожена? Его деятельность в 1956 году также не принесла никакой пользы. Но за нее он получил шесть лет тюремного заключения.)»

Сильный, сложный механизм секатора, замысловатая красота пружины, побеги и ветки, срезаемые наискось, фруктовые деревья, трубка, ароматный дымок, коричневые клетчатые бриджи, серые хлопковые гольфы, борода и упругие розоватые губы: это все, что запомнилось мне о вечерах, когда мы с дедушкой занимались «совместной обрезкой» деревьев. Он любил, когда я крутился вокруг него, пока он работал, потому что я был ребенком тихим, послушным, умел и любил молчать, не мешая ему ни в работе, ни в непрерывно длившихся монологах. Он рассказывал так, как рассказывал бы моему отцу, но рассказывал все же мне.

— Бардоши был необыкновенно умен. Проницателен, прозорлив. И это ввело его в заблуждение. Этот век неподвластен уму.

— Это больно? — Дедушка посмотрел на меня с удивлением. Я думаю, что он понял так, не больно ли было жить в этом веке. И ничего не ответил. Я же думал о дереве, не причиняет ли ему боль обрезка.

— Аппони же был полон доброжелательности. Он даже у Клемансо усматривал добрые намерения. Но быть доброжелательным — этого слишком мало.

— А чего было слишком мало в дедушке?

— Откуда ты взял, что во мне было чего-то мало?

Я указал наверх, на сожженное крыло замка, а потом «вниз» — на залатанный дедушкин кардиган. Он кивнул («внучонок действительно прав»).

— Во мне было слишком мало воли. И слишком много благоразумия.

«В начале 1942 года я оказался за ужином рядом с Риббентропом. Масса глупостей, об истории не имеет понятия. „Абсолютно“ уверен в победе, „sein Führer“ [120] Его фюрер (нем.). уже предсказал поражение русских (3 октября 1941 года: Der Gegner gebrochen und nie sich erheben wird [121] Противник будет повержен и никогда не сумеет подняться (нем.). ) и взял командование войсками на себя, Англия потеряет Индию, США только блефуют (блефовал он мне), немецко-советские отношения ухудшились из-за нас, венгров, потому что после второго венского арбитража новая граница с Румынией, гарантированная Германией, стала препятствием для русской экспансии на юг через Фокшанский перевал. Неужто он был так наивен, что думал заставить меня поверить во все эти бредни? (Судя по стенограмме Нюрнбергского процесса, план нападения на Советский Союз был готов значительно раньше.) Разговор наш был напряженным, и весь стол прислушивался к нему.