Анатолий Курчаткин - Чудо хождения по водам

Должно быть, на священника устроителями шоу возлагались особые надежды, он должен был, по их замыслу, придать разговору необычайную остроту, насыпать соли и перца. Священник, однако, оказался не по части пряности.

– Вы полагаете, я вам вот так должен взять и все выложить? – удивился он в ответ на вопрос ведущего. – Это, конечно, была не исповедь, но в любом случае – приватный разговор, почему я должен разглашать его? Он между нами двоими, и больше я ничего сказать не могу.

– Но какое впечатление он на вас произвел? Что вы можете сказать о его поведении? – Хватка у ведущего была бульдожья, сомкнув челюсти, разжимать их он не намеревался. – Это поведение нормального человека? Адекватное?

– А у вас будет адекватное поведение, если с вами произойдет такое? – спросил священник.

– А! – радостно вскричал ведущий. – Значит, вы считаете, что его поведение все же ненормально?

– То, что он не в себе, – это безусловно, – согласился священник.

Сеанс магии вполне удался: священник согласился со всем, что формулировал ведущий. Не его словами, имея в виду подчас совсем иное, но согласился! Изолировать, ограничить, лечить, все отчетливее звучало общим пожеланием несущегося к концу шоу.

И оно закончилось наконец.

Оно закончилось – и В. выключил телевизор. Хотя собирался переплыть на этом судне через весь вечер. Но с такой пробоиной как было на нем плыть. Ветчина, печенье, йогурт, сыр, орехи, хрустящая и скрипящая на зубах сухая вермишель из пакетика – он поглощал все подряд. Изолировать, ограничить, лечить – стучало в нем.

Держать внутри то количество еды, что запихнул в себя, было невозможно. В. дотащил себя до туалета и, согнувшись над унитазом, засунул в рот четыре пальца.

Когда он, умывшись и почистив зубы, вернулся в гостиную, за окном стояла благословенная темнота. Настоящая, плотная, ночная. Ему даже удалось занырнуть за полночь.

Благословенна ночная темнота, отправляющая сознание в непроницаемую для него мглу космоса, зовущегося сном, но благословенна и утренняя пора! Вот ты выныриваешь из этого космоса, где провел время сонного забвения, – свет бьет в глаза, заставляя жмуриться, и что произошло с тобой за эти часы, пока ты не осознавал себя, какая таинственная сила владела тобой, распоряжалась твоей волей? Ты был как попавшая в аварию разбитая машина, но что за чудо? – в тебе нет и следа того вчерашнего! Словно неведомый умелый жестянщик вволю поработал киянкой, слесарь заменил пришедшие в негодность детали мотора – ты свеж, ты бодр, ты полон сил, встреться тебе на пути Голиаф, ты подобно Давиду не спасуешь и перед Голиафом.

Именно таким, будто и не было вчерашнего панического обжорства, чувствовал себя В., проснувшись. Даже что-то похожее на снисходительную насмешку над собой вчерашним стояло внутри. А двинуть сейчас в ресторан, что же, нечего затворничать, даже и надо пойти, прозвучало в нем. Нечего прятаться, пусть смотрят.

Между тем час уже был не ранний. Если совершать Давидовы подвиги, следовало поторопиться.

Легкая утренняя зарядка на веранде с видом на монолитно зеленеющий в жарком безветрии лес, ритуал бритья (собственной бритвой!), а после контрастный душ – все вместе заняло чуть более получаса. И где бы во время перемещений по своему двухэтажному пристанищу ни оказывался, нигде его не морозило, не кидало в жар – везде веющие искусственным ветерком кондиционеры были настроены как должно. Ворох вещей в чемодане ставил перед выбором – во что облачиться. Впрочем, проведя в спрессованном виде ночь, все умялось, было в заломах и требовало глажки, – выбор свелся к обнаружению одежды, сумевшей сохраниться в своей приглядности лучше прочей. В. определился в симпатиях, рассовал по карманам бумажник, документы, телефон, расческу, посмотрел на себя в зеркало в прихожей и, показав отражению язык, открыл входную дверь. Он был готов к схватке с Голиафом.

Пространство до центрального корпуса, к которому третьего дня его доставил “Мерседес” с сопровождающими охранниками, В. преодолел, никого не повстречав. Но за стеклянными дверями, услужливо распахнувшими автоматические створки, только В. поднялся на крыльцо и приблизился к ним, его ждал, склонившись в позе приветствия, с застывшей жизнерадостной улыбкой глянцево-кофейный таджик в своем напоминающем спецовку серо-голубом костюме, застегнутом под горло.

– Доброе утро! Как почивали? – произнес он, когда В. переступил порог.