Анатолий Курчаткин - Чудо хождения по водам

– Давай! – помахал рукой сизощекий, подзывая В. – Давай к нам. Поспеши. А то сейчас пацаны, – кивнул он, – подойдут – порвут на части. Натурально порвут. Давай!

– Давай-давай! – присоединился младенческолицый. – Под нашу охрану.

В. глянул в сторону второго катера. Тот был уже в нескольких десятках метров, несколько секунд – и оказался совсем близко. В. лихорадочно прикидывал, куда метнуться, если катер направится на него, но катер, опуская вздыбленный нос, скинул скорость и пошел медленным ходом, держа В. в стороне от своего курса. Внутри в нем было полно – вся свора в полном составе, и те двое, которым он, может быть, сломал пальцы, не было лишь человека в перстнях.

– Давай к нам, давай! – снова позвал младенческолицый. – Пока не поздно!

Цветущие счастливыми улыбками лица их с сизощеким неприкрыто обещали подвох, но какой? В. было не под силу разгадать.

Один из братков между тем поднялся, в руках у него был какой-то ком, не помещавшийся полностью в пястях и свисавший из них подобием небольшого мешка. “Лассо?” – с неуверенностью подумалось В. И в тот же миг он удостоверился, что его невероятная догадка верна: руки братка метнулись в сторону В., и то, что свисало из них подобием мешка, разворачиваясь, полетело на него стремительно тающим головастиком.

Ковбой, однако, из братка был неважный: прошелестев в воздухе, лассо упало в воду, недолетев до В. Фонтан яростного мата ударил из катера.

Мгновение В. стоял в ошеломлении, не понимая, что делать. Его намеревались поймать, как мустанга! Как животное! Замедливший ход катер братков поравнялся с катером сизощекого-младенческолицего, расстояние в шесть, семь метров было между ними, а посередине он, В., брось сейчас лассо вновь – не промахнешься.

Это метатель и хотел, с бешеной торопливостью сворачивая лассо – накидывая петлю на петлю.

В. побежал. Вырвался из капкана между катерами, свернул, чтобы держать катера в поле зрения, побежал поперек озера – дальше, дальше и от тех, и от других. Катера, однако, взревев моторами, тронулись с места, развернулись и пошли на него. И, как ни быстро он бежал, они были быстрее, стремительно настигали его, В. видел – метатель лассо стоял, держась за стекло, в полной готовности бросить свой аркан вновь.

Когда катера почти настигли его, В. резко изменил направление движения. Но бессмыслен был его маневр, напрасен. Катера погасили скорость, развернулись – и вот снова мчались за ним, и снова настигали, собираясь взять в коробочку.

И все же он повторил свой маневр. И еще раз. Но уже, почувствовал он, дыхание его начало сбиваться, ноги уже отказывались бежать с той скоростью, с которою он желал. А там он увидел, что пропустил момент для рывка в сторону, не успеть, несущийся катер сомнет его, и, резко остановившись, так же резко рванул навстречу катерам в надежде проскочить между ними, пока они гасят скорость.

Но только наполовину оказался верен его расчет. Катера не успели погасить скорость, а метателю, несмотря на то что не успели, на этот раз выпал фарт. Тенью промелькнув перед глазами, петля хлестко обметнула В. шею, заставив остановиться, а там, чтобы не удушила, побежать, держась за лассо, вслед за останавливающимся катером. Новый фонтан мата ударил из катера братков, только теперь исполненный яростной радости, и, повскакав со своих мест, вся свора, мешая друг другу, принялась выбирать лассо, чтобы, натянув его, подтащить В. к себе.

Просчитались, однако же, и они. Все же он был не мустанг, у которого нет рук. Своре не хватило мгновения выбрать лассо. В. расширил петлю и сбросил с шеи.

Сбросил и, развернувшись, все под тот же сокрушительный мат братков побежал снова. Бежал – а деревянные ноги отказывались бежать. И все внутри отказывалось бежать. Что смыслу было в его попытках уйти от них! Сейчас все начнется сначала – чтобы в конце концов закончиться этим ужасом и позором, который он только что пережил. Неужели для этого ужаса и позора вела его и привела сюда та сила, присутствие которой он ощущал в себе день ото дня все с большей определенностью, и с такой явственностью сегодня весь день?

Стон вырвался из В., и он остановился. У него больше не был сил длить эти позор и ужас. “Или, Или! Лама савахфани? – Боже мой, Боже мой! Для чего ты меня оставил?” – всплыли вдруг в нем никогда им не у€ченные слова из однажды лишь, небрежно и кусками читанной книги, и, будто отзываясь на них, слыша за спиной гул приближающихся катеров, он возопил в полный голос: